– Чего делать-то будем? – сказал старший парень в фуфайке и шапке с заломленными назад ушами. – Если по-честному, то надо один на один. Вот Венька тебя стукнул, так с ним и дерись.
Вытолкнули Веньку, который, как я увидел, не горел большим желанием драться. Но деваться было некуда. Мы сцепились и покатились по снегу. Скоро я был уже наверху. Венька хлюпал расквашенным носом.
– Ну, все по-чесноку, – сказал старший парнишка. – Только мы вас потеряевских все-равно колотить станем, если через нашу деревню пойдете.
Я ничего не ответил, поправил почти пустой рюкзак на спине и пошел дальше. Впереди уже темнел елками на фоне звездного неба Большой Лес.
Глава 2
Большой Лес
Он был и на самом деле большим этот лес. Километров на четыре тянулся он вдоль дороги, а крылья его уходили в стороны на десятки километров. Старики рассказывали, что когда-то в этом лесу стояла большое и богатое село Великое, увидеть которое редко кому доводилось.
Пряталось село от злых глаз кочевников, частенько наведывавших в эти края, от разбойников и ненасытных слуг княжеских. Попасть туда можно было, только зная тайные тропы и дорожки через зыбучие трясины.
Будто было в том селе всего вдоволь: и хлеба, и молока, и меда, и холстов, что жили там счастливые и свободные люди, своим трудом украшавшие землю.
Рассказывали, что еще в незапамятные времена нашелся недобрый завистливый человек и привел отряд княжеских воев на Великое Село. И будто бы ушло оно из глаз ворогов, как провалилось сквозь землю. А княжеские слуги заплутали и потонули в болотах.
С тех пор, говорили в деревне, будто слышат люди, собирающие на болоте ягоды, или покосники на дальних лесных пожнях время от времени то колокольный звон, то шум водяной мельницы, то доносятся чуть слышно песни праздничных игрищ… А видеть то Великое Село больше никому так и не доводилось… И порой в мечтах своих грезил я таинственным Великим Селом, страстно желая увидеть его хоть одним глазком.
Вышла луна, стало светло, как днем. С волнением и трепетом, я вступил под своды волшебно украшенного Большого Леса, заиндевевшего и оцепеневшего от мороза. Мне было немного страшновато, но одновременно покойно и радостно, словно лес этот был моим домом, который хранит от всяких внешних невзгод.
Я прошел, наверное, километра полтора в звенящей тишине. Время от времени пушечно лопались от мороза стволы деревьев, не успевших избавиться вовремя от лишней влаги, да скрипел снег под моими валенками. Еще километров пять… – и засветятся в ночных полях окна родной деревеньки.
И тут в глубине леса раздался леденящий душу крик:
– Пу-у-го-о!
Этот крик, как удар колокола отозвался во всех концах леса и вернулся обратно.
– Пу-у-го-о!
И вслед за этим криком по лесу раздался зловещий раскатистый смех:
– Ух-ха-ха-а!
Сердце мое скатилось было к пяткам, но тут же вернулось.
– Это же филин кричит! – Догадался я. – Филька перелещается!
Я снова пошагал по скрипучему снегу к дому.
Этого филина знала вся наша деревня, хотя он и жил в дупле огромной ели Большого Леса, которой было уже лет триста.
Он жил одиноко. Не поддерживал отношений ни с кем из обитателей этого хмурого елового леса. Многие обитатели были для его просто пищей: мыши, летучие мыши, птицы.
И только по весне в гулких сводах освободившегося от снега леса леденящими криками подавал он весть своей пернатой ушастой братии, что еще жив и готов к продолжению рода.
