И затяжная голодовка по мужику. Пора сосредоточится не только на работе, но и на личной жизни. Хотя бы завести парня выходного дня.
– Наконец, – облегченно выдыхает он.
Вытаскивает, очевидно припрятанную когда-то пачку сигарет, и разворачивается ко мне. Опирается на шкаф позади, скрещивает ноги и отработанным движением выбивает из помятой пачки сигарету. Зажимает ее во рту и берется за зажигалку, вылетевшую из той же пачки.
Он же не…
Будет. Да, он закуривает в собственном кабинете. Огонь.
Я не в силах отвести глаз от картинки саморазрушения человека. Это как один из хорроров, которые мне так нравятся: закручивают внутри вихрь из эмоций. Адреналин, ужас, предвкушение. Наконец, идеальный во всех отношениях человек показывает свою темную сторону.
Зажав тлеющую сигарету в зубах, Юрий Константинович закатывает рукава рубашки, не сводя с меня ответного взгляда. Затем снова обхватывает ее пальцами и делает глубокую затяжку.
– Поэтому бросил пить. Алкоголь вытаскивает все пороки, – стряхивая пепел прямо на пол, рассказывает шеф. – Когда выпью, всегда тянет курить и… – многозначительно замолкает.
Неуютно.
Особенно от его насквозь прожигающего взгляда, пока кончик сигареты, зажатой в его рту, медленно тлеет красноватым маячком.
– Танцевать? – подкидываю забавный вариант, способный снять нависшее от его взгляда напряжение в воздухе.
Дурацкая эмпатия. Вечно перетряхивает меня эмоциями чужих людей.
Хватаю один из пластиковых стаканчиков с плещущимся на дне шампанским со стола генерального и подношу его к безобразно опьяневшему от пары тройки стаканов начальнику. Вместо пепельницы.
У него совершенно шальной взгляд. Новенький в коллекцию.
– Ага, – очередная затяжка и прожигающий меня до костей взгляд. – Танцевать, – выдыхает он вместе с дымом. Глухо и хрипло. Щекоча мою нервную систему.
Я подошла слишком близко.
Странно, у него сейчас такая энергетика… Словно стоишь у огня. Близко-близко. Незнакомое ощущение, вызывающее тревожное чувство. Волоски на коже взбудоражено приподнимаются.
Ставлю стаканчик на столешницу рядом с ним и делаю шаг назад, чтобы сбросить этот странный жар, окутавший, стоило вступить в зону комфорта чужого человека. И потираю предплечья, чтобы скинуть странный озноб.
Жар и озноб вместе. Сюр какой-то. Может, я заболеваю?
– Вы в курсе, что ваш кабинет не проветривается? – спрашиваю серьезно.
Роль строгой, все держащей под контролем помощницы руководителя мне куда привычнее, чем поддакивающей секретарши.
– Идиотские многоэтажные офисы с не открывающимися окнами, – хмыкает Тарелкин, стряхивая пепел в заботливо поднесенный мной стаканчик. На секунду отводит свой адовый взгляд и снова возвращает его ко мне. Чтобы пригвоздить к месту, как заклинатель змею. Но ядом я еще плевать могу.
– Надо было к комнате отдыха сразу планировать курилку, или вам нравится ныкаться, как мальчишки за гаражами?
– И в кого ты такая язва? – тычет в меня двумя пальцами с зажатой между ними сигаретой и прищуривается.
– В маму, – отгоняю от себя дым ладонью.
– Явно в детстве не наказывали, – очередная усмешка. Сигарета тонет на дне стаканчика с недопитым шампанским. Руки привычно опускаются в карманы брюк.
– Вы разве не в курсе? Атеисты ни во что не верят. Даже в наказания, – скрещиваю руки на груди.
– Не знал. Неужели вообще ни во что? – отталкивается от книжного шкафа и делает вальяжный шаг ко мне.
