И тогда Хати придумала игру.
«Как думаешь, что может обрадовать их или развеселить?»
Помню, как она спросила меня об этом, а потом начесала мои длинные волосы, измазала лицо кусочком уголька и предложила пойти напугать старших. Я подчинилась. Крика тогда было много. Ругани тоже. Меня отчитывали так долго, что я успела трижды расплакаться. Но неожиданно заметила, что после первой бурной реакции взгляды сестер изменились, став задумчивыми. А затем они сами предложили мне напугать их ещё раз… потом - ещё. Потом это превратилось в ежедневную игру. А потом я привыкла к тому, что моё утро начинается не с прихорашивания у зеркала, как раньше, а напротив… с превращения в любимого всеми зверька.
Няня Хати всё больше грустила, глядя на меня, но постоянно повторяла, как мантру: «Зато все живы и здоровы».
Покушений становилось всё меньше.
Когда ко мне приставили Ичи, они и вовсе прекратились. И я поняла, что за стеной обо мне забыли.
Охранник сразу невзлюбил меня: первое время он даже не мог на меня смотреть. Поэтому мы с Хати решили не обращать на него внимания.
Старушка няня говорила мне, что его скорее всего заставили следить за мной, понизив таким образом в должности - оттого он и злится. Но я не хотела понимать и принимать этого отношения к себе. И всё чаще делала вид, что охранника у меня вообще нет.
Потом была поездка к матери перед моим тринадцатилетием… тот день, который я никогда не забуду…
Потому что Хати отравили.
Она имела привычку проверять мою еду перед тем, как я её попробую.
И умерла за завтраком, заливая пеной изо рта пол вокруг…
- Я помню, как ты хотела сделать меня красавицей для поездки во дворец матери, - мягко улыбаясь, произношу и кладу ладонь на землю, под которой покоилось тело моей няни, - помню, как чесала мои волосы, отмывая их от грязи… помню, как принесла белила, чтобы сделать светлой мою кожу… кому ты помешала, любимая? - прикрываю глаза и начинаю тихо плакать.
Затем достаю из короба еду и раскладываю её на небольшом столике рядом. Обе мои нянечки живут глубоко в моём сердце, и я никогда не пожалею, что попросила похоронить их на территории своего крыла - чтобы я всегда могла посещать их, когда мне грустно. Сёстры не противились этому моему решению, хоть и были обескуражены желанием иметь двух покойниц под боком.
Завязываю верхнюю юбку над шароварами в узел, чтобы не волочилась по земле, и начинаю полоть сорняки. Этим летом обязательно посажу здесь много цветов! Я даже присмотрела пару вариантов в личном саду старшей - Суа. Выкрасть бы пару побегов, пока та спит…
Неожиданно замечаю, что небольшой слой земли аккуратно снят и вновь возвращен на место. Нахмурившись, поднимаю этот пласт с травой и корнями и с удивлением нахожу небольшую деревянную табличку. Плоскую и с какими-то нечитаемыми письменами. Рассматриваю внимательно, но так и не нахожу ответа на вопрос - что это?
В итоге, обернувшись по сторонам, перекидываю через забор - прямо в угол владений старшей сестрицы Ули. Она больше всех демонстрирует неприязнь ко мне и старается вообще не заговаривать, если есть такая возможность. Вот, пусть и разбирается с этой дощечкой! Хотя, думаю, сестрица ни разу не ходила так далеко от своего крыла по саду, и вряд ли вообще обнаружит находку…
Ловлю на себе взгляд Ичи, когда вновь озираюсь после своей выходки, и показываю ему язык. А затем вновь начинаю заниматься землей на могилках.
