– Я… в шопинг-центре… Сейчас вспомню: число, день недели, причину своего существования… У меня встреча в 4:00 с… Бони… Бони – это кто?
Святые угодники, ну почему, даже когда тороплюсь, я всегда опаздываю? Карма. Он окончательно пришёл в себя.
Рванул вперёд, по инерции пролетел несколько метров, но резкая боль в колене остановила его перед лестницей на второй этаж.
– Что значит «не поднимусь»? Откуда выросли эти свинцовые ноги и дикая одышка, – он с удивлением проверил сустав. – На месте. Чего ноешь?
Посмотрел на лестницу.
Ступень – как предвестие грядущего.
Подниматься – тяжело.
Оставаться внизу – бессмысленно.
Но выбора, как всегда, не было.
Он сделал шаг. Колено тянуло, сердце билось через раз.
– Я, возможно, выпал из сна. Или просто слегка умер. Но это точно не обычный день.
Он пытался понять, что изменилось с момента его входа в торговый центр, и почему он чувствует себя так, будто по нему проехал каток. В голове кипела каша из сумбурных мыслей и сцен из мира животных. Видимо, пересмотрел Discovery.
Оглянулся. Мир был… смазан, словно реальность потеряла разрешение.
И вдруг – картина.
Чингачгук с выдающейся грудью и суровым взглядом.
Льдины.
Аборигены с топорами.
– Льдины, море, охота… Мамонт?
Казалось, в холле похолодало. Алекс зябко поежился.
Хоть город V географически считался одним из самых южных городов королевства, но такой юг суровее иного севера.
Всплыли осколки.
– Мороз… юрта… борода…
Рёв → копьё → боль.
Его знобило. В голове звучала услышанная где-то фраза:
– «Мы есть продолжение своего рода, и глубинная память предков живёт в нас. Мы уйдем туда, где превратимся в свет».
Эми.
– Это ты? – спросил он пустоту.
В груди что-то дрогнуло.
– Превратимся в свет, – прошептал он, не столько вслух, сколько в пространство, где уже заканчивалась реальность и начиналась её тень. – Похоже, мне некуда больше спешить.
Голос дрожал, тело казалось чужим, а психика дала трещину.
– Мне выписали новую путёвку в жизнь. Но чувствую себя так, словно меня били китайцы разом.
Он вздохнул, будто в этот момент сдавал ключи от квартиры, которую выиграл в лотерею, но вдруг выяснилось, что выиграл не он.
– Ты всегда бежишь. Куда торопишься. Зачем? – пробормотал он, чувствуя, как внутри него скребутся ответы, но не решаются выйти наружу. – С детства пытаюсь обогнать время…
Последние полчаса растворялись, словно чернила в воде.
Он помнил вход, стеклянные двери… потом – треск. Обрыв.
– Только что произошло что-то важное. Что-то переломное. А я, вместо осознания чтогдекогда, пытаюсь затолкать эти мысли в самый дальний угол сознания – туда, где пылятся новогодние игрушки.
Что я делал в последние полчаса? Вход… помню. Дальше – провал. Будто кто-то вырезал кусок плёнки и вклеил туда кадры из Парка Юрского периода. Очень кстати, если учесть, что последний динозавр в моей жизни – это я сам, пытающийся вспомнить, куда дел ключи пять минут назад.
Он замер, ощущая под кожей липкий холод.
– Ладно, Саня, не паникуй. Ты просто… слегка потерял нить. Как обычно.
Но это была не просто забывчивость. Это ощущалось как дыра в реальности – чёрный квадрат Малевича посреди воспоминаний, вокруг которого кружились обрывки:
Треск. Вспышка. Чей-то крик – его собственный?
Он машинально потер виски.
– Если я отключился – где шишка? Если меня оглушили – где синяк?
В зеркале напротив его лицо выглядело бледным, но целым.
– Значит, всё
