— Хватит, — соседка ведёт меня за руку к столу. — Я тебе русским языком сказала — ничего он плохого твоей дочери не сделает.
— С чего ты взяла?! — шепчу на эмоциях.
— Потому что Маша и его дочь тоже, — твёрдо заявляет соседка.
— Это ты на глазок определила? — щурюсь зло и разворачиваюсь, чтобы вернуться на наблюдательную позицию.
— Сядь! — Шура силой усаживает меня за стол и ставит передо мной чашку с чаем.
Чай пахнет ромашкой, но это не успокаивает. И если выпью не успокоюсь. Даже если цистерну.
— Насмотрелась на него? — я киваю в сторону комнаты. — Рассказывай, что знаешь, — не прошу — требую.
— Лера, Лера… — соседка качает головой с таким видом, словно я тут зря права качаю и обижаю её зря. — Я тебе всегда правду говорила и предупреждала об опасности, когда могла.
Спорить с этим упрямым фактом я не берусь. Шура в своё время уберегла меня от многих бед. Если бы не её предсказания… Ох, даже думать об этом не хочу.
— Я, знаешь, нервничаю, — развожу руками. — Ничего с собой поделать не могу.
— Зря я сюда пришла, — внезапно для меня заявляет соседка, — ты сама должна во всём разобраться.
— В смысле?! — я подскакиваю с табуретки.
Шура собралась уходить. Да, вот так запросто решила оставить меня и Машу с Яном. Я в шоке, хватаю соседку за руки, пытаясь остановить, и шепчу с большими глазами, что она обещала мне всё объяснить. Я готова умолять, чтобы Шура осталась. Только она меня не слушает.
— Помни, он не похож на тех, кого ты знаешь, — вещает, стоя у порога.
— Что?.. — держу соседку за руку. — Нет, пожалуйста, не бросай нас! — свожу брови, а в сердце тяжесть от страха.
— Не провоцируй этого мужчину и постарайся найти с ним общий язык, — отцепляет мои пальцы от своей пятерни и выходит за порог.
Я слышу, как закрывается дверь веранды, как Шура топает по деревянному настилу во дворе, скрипит калитка. И наступает тишина — тревожная, холодная, глубокая. Хочется взвыть.
Что делать-то? Бежать за Шурой не вариант — покидать дом нельзя в принципе. Я должна взять себя и что-нибудь для самообороны в руки и пойти в комнату. Куда делся нож, я не знаю. Из оружия в кухне только кочерга, но на безрыбье и она пистолет. Хватаю железяку и иду к дикому папочке.
Шура предложила найти с Яном общий язык… Что ж, других вариантов, похоже, нет. Кидаться на него или угрожать я не собираюсь. Но с кочергой как-то спокойнее.
— Убить меня хочешь? — с самым надменным видом спрашивает дикарь.
— Сублимирую, — кладу кочергу на стол и опускаюсь в кресло.
Между мной и недорогим гостем пара метров. Я смотрю ему в глаза — смело, прямо, — а внутри всё переворачивается. Мужчина сидит на стуле рядом с диваном, где спит мой маленький ангел. Руки сложил на груди — мышцы бугрятся, даже через одежду заметен рельеф мощного тела. Бородатый, черноглазый и страшный до потери сознания. Но я сейчас даже чёрта не испугаюсь. У меня просто нет выбора.
— Может, поговорим? — я держу спину ровно и взгляда от дикого папочки не отвожу.
— Давай попробуем, — его согласие звучит как снисхождение.
— Почему ты пришёл ночью?
— Так надо.
Отличное начало диалога! Его смело можно считать финалом. Как с ним разговаривать?!
— Вот и поговорили… — бурчу себе под нос, понимая бесперспективность затеи.
— Почему моя дочь спит здесь? — Ян брезгливым взглядом окидывает диван. — У неё нет своей кровати?
Вопрос моментально выбивает из колеи. У меня что-то вроде комплекса плохой матери — любая оплошность или недоделка в плане комфорта Маши вызывает жёсткое чувство вины.
