Дикое племя - страница 2

– Мне нет необходимости скрывать свой возраст, – сказал он, – однако некоторые из моих людей считают более удобным не помнить о нем, поскольку они никогда не смогут ни убить меня, ни стать такими, как я.

Она приблизилась к нему и пристально взглянула на него с высоты своего роста. Он, без всякого сомнения, совершенно отчетливо заявлял о себе как о таком же могущественном долгожителе, каким была и она. За все прожитые годы ей ни разу не доводилось слышать о себе подобных. Много лет назад она отказалась от мысли встретить таких людей, смирившись со своим одиночеством. Но сейчас…

– Продолжай, – сказала она, – у тебя есть что рассказать мне.

Он наблюдал за ней, пристально глядя в ее глаза – с тем же любопытством, которое остальные люди пытались скрывать от нее. Люди говорили при этом, что ее глаза напоминали им глаза ребенка: их коричневый цвет был слишком глубоким и ярким, а окружавшая его белизна была слишком чистой. Никакая взрослая женщина, и уж конечно старуха, не могла бы иметь такие глаза. Так говорили люди. И они избегали ее взгляда. Глаза Доро были самыми обычными, но он мог смотреть на нее так, как это делают только дети. Он не испытывал страха и, вероятнее всего, не испытывал и стыда.

Она вздрогнула, когда он взял ее за руку и потянул вниз, чтобы она присела рядом с ним. Она могла очень легко освободиться от его прикосновения, но не сделала этого.

– Я прошел сегодня очень много, – сказал он. – Вот это тело нуждается в отдыхе, если я и дальше буду пользоваться им.

Она задумалась над его словами. Вот это тело нуждается в отдыхе. Что за странная манера говорить.

– Последний раз я был в этих местах почти триста лет назад, – сказал он. – Я искал тех своих людей, которые оставались здесь, но они были убиты раньше, чем мне удалось их разыскать. Твоих людей в то время здесь еще не было, и ты не родилась на свет. Я знаю это, потому что тогда твоя необычность никак не привлекла моего внимания. Хотя я и допускаю, что ты произошла от моих людей, которые смешались с твоими.

– Ты хочешь сказать, что твои люди могут быть моими родственниками?

– Да. – Он очень внимательно изучал ее лицо, пытаясь отыскать возможное сходство. Но так ничего и не нашел. Лицо, которое было сейчас перед ним, не было ее настоящим лицом.

– Твои люди переправились через Нигер, – сказал он, чуть заколебавшись в нерешительности, нахмурился, а затем назвал реку ее прежним именем. – Через Орамили. Когда я видел их последний раз, они жили на другой стороне, в Бенине.

– Мы перебрались через реку очень давно, – сказала она. – Дети, которые родились в то время, уже успели состариться и умереть. До перехода мы были народом Эду и Айду, подданными Бенина. Затем мы воевали с Бенином и, перейдя реку, ушли в Онитша, где стали свободными людьми, хозяевами сами себе.

– А что сталось с людьми Оз, которые жили здесь до тебя?

– Часть из них сбежала, другие стали нашими рабами.

– Итак, сначала ты сбежала из Бенина, затем ты выгнала живших здесь или сделала их рабами.

Энинву оглянулась, в ее голосе теперь появилась отрешенность.

Гораздо лучше быть хозяином, чем рабом. Так в период переселения частенько говорил ее муж. Он всегда стремился стать сильным и богатым человеком: иметь большой дом, множество жен, детей и рабов. Энинву дважды в своей жизни попадала в рабство, и ей удавалось освободиться, только полностью изменив свою внешность и выйдя замуж в другом селении. Она знала, что одни люди были хозяевами, а другие – рабами. Так было всегда. Но собственный опыт научил ее ненавидеть рабство. И даже в последние годы ей трудно было быть хорошей женой – ведь женщина должна держать свою голову склоненной вниз и вести себя как собственность своего мужа. Гораздо лучше быть тем, кто она теперь: священнослужительница, устами которой говорит сам бог, которую боятся и которой повинуются. Но что же это дало ей в итоге? Она стала хозяйкой своей собственной судьбы.