Дикое племя - страница 4
– Так значит, ты мой родственник? – спросила она.
– Нет, – сказал он. – Но твои родственники очень преданы мне, а это уже кое-что значит.
– Так ты пришел сюда… именно поэтому, когда моя необычность привлекла тебя?
Он только покачал головой. – Я пришел, чтобы тебя увидеть.
Она нахмурилась, насторожилась. – Так вот я перед тобой, какая есть, смотри.
– Точно так же и ты можешь смотреть на меня. Но неужели ты воображаешь, будто то, что ты видишь, это все?
Она промолчала.
– Ложь всегда обижала меня, Энинву, а то, что я вижу сейчас перед собой, есть самая настоящая ложь. Покажись мне такой, какая ты на самом деле.
– Ты видишь то, что ты должен видеть!
– Разве ты боишься показаться мне?
– …Нет. – Это и в самом деле был не страх. Но что же тогда? Всю свою жизнь она скрывала от окружающих свои способности, утаивала все возможности собственной внутренней силы, и только благодаря этому смогла выжить. Так должна ли она сейчас нарушать это правило – лишь только потому, что какой-то чужеземец попросил ее об этом? Он очень много наговорил здесь, но что на самом деле он рассказал ей о себе? Ничего.
– Почему, спрашивается, моя маскировка считается ложью, а твоя нет? – спросила она.
– И моя тоже, – согласился он.
– Тогда покажи мне, какой ты есть на самом деле. Окажи мне такое же доверие, о котором просишь меня.
– Ты получишь мое доверие, Энинву, но если ты узнаешь всю правду, ты будешь до смерти напугана.
– Разве я ребенок? – спросила она с раздражением. – Или ты моя мать, которой хотелось бы уберечь меня от той правды, что известна взрослым?
Он не показал и вида, что оскорблен ее словами.
– Большинство моих людей благодарны мне за то, что я оберегаю их от этой, касающейся меня, правды, – сказал он.
– Это только слова, но за ними я ничего не вижу.
Он встал, а она повернулась к нему лицом, так что его тень полностью закрывала теперь ее маленькое ссохшееся тело. Она была чуть ли не вдвое ниже его, но для нее было не в новинку стоять лицом к лицу с более крупными людьми и подчинять их своим желаниям – либо силой слова, либо силой рук. Она могла бы сделаться столь же большой и сильной, как любой мужчина, но предпочитала сохранять свое телосложение, чтобы продолжать обманывать других. Чаще всего ее кажущаяся беззащитность успокаивала чужеземцев, а кроме того, заставляла каждого возможного нападающего недооценивать ее способности.
Доро продолжал пристально смотреть на нее с высоты собственного роста.
– Временами только ожог может заставить ребенка уважать огонь, – сказал он. – Идем со мной в одну из твоих деревень, Энинву. Там я покажу тебе то, что ты, как тебе кажется, хочешь увидеть.
– И что же ты сделаешь? – осторожно спросила она.
– Я дам тебе выбрать кого-нибудь, врага или просто бесполезного человека, без которого твои люди вполне могут обойтись. И затем я убью его.
– Убьешь!
– Я убиваю, Энинву. Вот так я сохраняю свою молодость и свою силу. Я могу сделать только одно, чтобы показать тебе, кто я такой: убить человека и влезть в его тело как в одежду. – Он глубоко вздохнул. – То, что перед тобой, это не то тело, в котором я родился. И оно не десятое, которое я износил. Не сотое и не тысячное. Твой дар кажется добрым и благородным, мой же – нет.
– Ты дух, – в испуге выкрикнула она.
– Я уже сказал, что ты ведешь себя как ребенок, – продолжил он. – Теперь ты видишь, как напугала сама себя?