– Я предположила, что дело может быть не в самой Неджие, хотя с её отцом, вашим братом, у вас были сложные отношения. Может быть, дело в том, кто её муж?
Цепкий ум и интуицию в младшей дочери Вахидеддин ценил не меньше лёгкости характера. Вот и сейчас – просто и без лишних слов – она нашла истинную причину его запрета. Султан кивнул и, наклонившись, сорвал цветок.
– Но почему? Ещё десять лет назад вы восхищались им. Называли «надеждой Турции», «будущим нации». И именно вы помогли устроить его брак с Наджие! Я всегда думала, что если Аллах позволит вам стать падишахом, вы и Энвер-паша…
Приложив цветок к губам дочери, султан покачал головой, призывая не называть имён. Сабиха замолчала. На её лице так и читалось: она пытается понять, что всё это значит. Вахидеддин вложил ей в руку цветок и повёл дальше в сад. Вокруг никого не было. Никто не подглядывал. Никто не подслушивал. Но Энвер-паша на правах «зятя династии» последние четыре года жил во дворце. Доносчиком и шпионом мог быть кто угодно. Даже деревьям не следует доверять. Теперь Вахидеддин понимал недоверчивость и паранойю Абдул-Хамида, видевшего угрозу в каждом, кто приближался. Тот, кто на вершине, – уязвим. Брошенный камень может убить. Порыв ветра может уронить. Друзья могут предать. Кроме семьи не на кого положиться.
– Ты права – это всё политика. Очень сложно…
– Так объясните мне, отец!
– Он, и ещё один паша, и другие с ними, свергли твоего дядю Абдул-Хамида. Это было правильно. По их словам, в новой Турции, где народ принимает решения, где голос нации никто не пытается заглушить, все могут получить равные права и обязанности. Он и ещё один паша посещали христианские церкви, школы, больницы, кладбища. «Вражда закончена», – говорили они. «Мы все теперь братья и сестры», – убеждали они.
– Но ведь так и было, отец! Как можно забыть эти чудесные братания турок и армян на площадях?!
«Как можно забыть массовые убийства армян, где беспощадно вырезали тысячи ни в чем не повинных людей, организованные по приказу Энвера-паши и Талаата-паши?» – чуть не произнёс Вахидеддин. Но, уже открыв рот, сказал другое:
– Начало хорошим было. Правильным. А потом…
– Что было потом, отец?
Вахидеддин в очередной раз пожалел, что назвал дочь не Михримах. Султанши часто пытались вмешиваться в политику, влиять на решения отцов и братьев. Но лишь некоторые из них так искренне пытались разобраться в чем-то, чтобы использовать это потом не ради своей выгоды, а для других.
– В чём была причина революции, красавица моя?
– Люди хотели свободы, требовали вернуть конституцию, дать место демократии в управлении страной, – заученными фразами ответила Сабиха.
– Свобода, демократия, верно. А потом те же, кто хотели свободу – отняли её у других, лишив их возможности выбирать. Вот предпочли люди другую партию, оппозиционную, и чем же всё закончилось? Переворот, убийства и снова отобрали власть, только уже не спрашивая разрешения у народа. Триумвират пашей… Вся страна у них в руках, и никто ничего не может поделать. И словно мало этого было…
Султан прервался посреди предложения. Метрах в пяти от них шевельнулись ветви орешника. Во рту пересохло, сердце задрожало, словно пташка в ловушке. Сабиха ободряюще сжала его руку, посмотрела в глаза и быстро подбежала к орешнику.
– Ага! Попались! – звонко прокричал пятилетний мальчик, когда она раздвинула ветви. – Я за вами давно уже слежу, а вы даже и не заметили!
