Смелость и решительность камердинера произвели на Гилана сильное впечатление. Прежде он считал, что только Выродки преданы дому Айвилей до кончиков ногтей. К слугам относился с прохладцей, их рачение казалось ему неискренним, вынужденным: ведь не по собственной воле они прислуживают господам. А этот простоватый с виду человек променял свободу на неволю, исходил лес вдоль и поперёк, отыскивая новую стоянку сынов Стаи, а когда нашёл — снял башмаки с натёртых до кровавых мозолей ног и, пошатываясь от усталости и голода, принялся обустраивать место для ночлега господина. Утром сбегал к реке и принёс воды умыться. Возле костра соорудил из валежника кресло и накинул на него самое лучшее одеяло. Помог господину одеться, накормил его, напоил, сопровождая свои действия почтительными поклонами. А теперь стоит на коленях, вывалив изо рта язык, и смотрит глазами преданного пса. Гилан сменил гнев на милость.
Перед тем как куда-либо отправиться, Гилан рядился в одежду наёмника или ходока за отпущением грехов. Наёмников люди обходили стороной, к ходокам не приставали с расспросами. Буса ехал рядом на рабочей лошади, будто случайный попутчик. За пазухой вольная, за поясом штанов нож, в притороченном к седлу мешке провиант и сменная одежда господина.
Гилан покидал лагерь, чтобы встретиться с разведчиками. Выродки неприметной наружности — подростки и непригодные для сражений мужчины — наблюдали за замками лордов, просиживали в тавернах и холостяцких углах, батрачили, бродяжничали... и приносили господину слухи со всех уголков королевства. Иногда Гилан наведывался в деревню, где жили отпущенные им на волю крестьяне. Они так и продолжали работать на бывшего хозяина, только теперь за муку и корм для лошадей ему приходилось платить. А ещё Гилан ездил в монастырь, в котором подрастали отказники.
Буса не показывался ни в деревне, ни в монастыре. Не присутствовал на встречах с лазутчиками и «кротами». Он находился где-то рядом — в тени, в укромном уголке — и, словно по щелчку, возникал возле господина, когда тот, решив все вопросы, выдвигался в путь.
Сегодня впервые за долгое время слуга «вышел в люди». Проследовав в гостевые покои, чтобы перед трапезой привести себя в порядок, Гилан застал Бусу в льняной тунике с вышитым на плече гербом великого дома Айвилей: смыкаясь оперением, стрелы образовывали круг. В таком виде камердинер ходил в Ночном замке. На кровати лежали штаны из тонкой шерсти, шёлковый дублет, карманные часы на цепочке, фамильный медальон и кинжал, перешедший к Гилану от отца. Зная, куда направляется господин, слуга продумал каждую деталь наряда!
Не ожидая ни похвалы, ни благодарностей, Буса помог Гилану помыться, одеться и, важно надув щёки, сопроводил его в покои хозяина крепости.
Эймир и Вейла о чём-то беседовали у окна. Обернулись на звук шагов, и повисла тишина.
Первым пришёл в себя зять.
— Как же вы похожи на Киарана! Я даже на миг засомневался: вы ли это? Лорд Айвиль, простите мне мою слабость. — Эймир потёр лицо и указал на кресло во главе стола. — Гостю почётное место.
Кроме обещанной каши с салом на столе стояли блюда с сыром, жареными грибами, тушёной капустой и румяными пирогами.
Гилан ел молча. Молчали и хозяева. Стараясь не смотреть на гостя, Эймир поддевал кончиком ножа то кусок каши, то ломоть пирога с лесными ягодами. Вейла не притрагивалась к еде. Комкая в руках салфетку, не сводила глаз с медальона на груди брата и грустно улыбалась.
