В душе Павельева разгоралась классовая ненависть ко всем фарцовщикам, спекулянтам, тем более – детишкам обеспеченных папочек и мамочек.
Когда-то в доме отца собиралась богема. Паша тогда еще был маленький, мало что помнил. Такова участь позднего ребенка, что поделаешь?
Если бы его мать, девочка из многодетной семьи, имела возможность в свое время получить образование, она наверняка далеко б пошла! Хотя ничто не помешало отцу в рабочей девчонке сразу разглядеть утонченную натуру, мать всю жизнь мечтала, чтобы сын получил то, что не дано было ей. Так что, выпустить синицу из рук Паша не имел морального права.
В дверь кто-то поскребся. Паша приоткрыл ее. Дружок, увидев юношу, радостно заскулил.
– Иди сюда, – поманил собаку Павельев. – Что, там и не до тебя тоже?
Покончив со снастями, несчастный влюбленный, назло врагам, уснул и проспал обед. А на ужин его разбудил Артем:
– Ты что, голодовку объявил? – спросил он, когда Паша открыл дверь своей каюты.
– Нет, спячку, – ответил Павельев. – Сейчас иду.
Когда он спустился в пищеблок, Мария и Рыжий поднимались из-за стола, закончив ужин.
«Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой – санитары», – подумал Павельев, глядя на своих мучителей.
– Привет! – пропела ему Мария.
– Привет, —ответил Павел, стараясь, чтобы в его голосе эмоций было не больше, чем воды в вяленой астраханской вобле. Рыжий смотрел только на Марию и Пашу, кажется, не замечал вовсе.
Вера Никитична улыбнулась ему, выставляя блюдо с макаронной запеканкой. Паша подумал, для того, чтобы не обидеть повариху, ему сейчас придется совершить над собой насилие! К счастью, Вера не стояла у него над душой, поэтому половину запеканки он стряхнул с тарелки себе в руку, чтобы отнести Дружку.
Дружок осторожно брал с его раскрытой ладони угощение и пережевывал, глядя Павельеву в глаза. «Я рад, что не ошибся в тебе, – казалось, говорил собачий взгляд. – Можешь тоже положиться на меня если что».
Помыв руки, Паша хотел незаметно просочиться к себе, но не успел, его окликнули с кормы:
– Эй, Водный! Пошли козла забьем! – крикнул ему рыжий Миша, уж явно не по своей воле, его Мария попросила. Ничего особенного, обычная вежливость.
Они уже выставили на корме раскладной стол и походные табуреты.
«Козла, это тебя, что ли?» – хотелось спросить Паше, но он сдержался и присоединился к парочке.
– На что играем? – заложила азартное начало Мария.
– На раздевание, – не моргнув глазом, заявил ее кавалер. Она отстранилась от него, сделав квадратные глаза, мол, в своем ли ты уме?
– Вы так всегда играете? – поинтересовался Павельев равнодушным голосом.
– Не слушай его, он бредит, – попросила Мария.
– Сама ты бредишь! – фамильярно возразил ей Миша. Нет, Павел ни за что не позволил бы себе так разговаривать с «королевой».
– На раздевание не стоит, – сказал Павельев. – Если проиграю я, ничего интересного вы не увидите.
– Ха! – согласно усмехнулся Толоконников, мол, и правда, что у тебя смотреть?
– Я недавно свел все татуировки, – объяснил Павельев. – Осталась лишь одна: «Не забуду мать родную».
Мария посмотрела на него, не понимая, шутит он, или нет.
– А какие еще были? – прищурился на него Рыжий и цыкнул зубом. Того и гляди, добавит: «В натуре, на зоне».
– Разные, – сообщил Паша. Он завладел домино, вывалил костяшки на стол, намешал базар. – «Пусть всегда будет солнце!», «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!», «Вместе весело шагать по просторам!»
