Парковка пустует, ни машин, ни людей, лавируя между колдобинами асфальта, бродит котенок. Черный, без всякого просвета, вырастет – будет пугать людей дурацким суеверием, перебегая им дорогу.
«Платон Сергеевич, ау! Миленький, ступайте домой…». – Слышу заманчивый шепот. Поворачиваю голову – вижу свое отражение в стекле ДК. С другой стороны мутного окна служебного входа на меня глядит молодой парень крепкого сложения в трендовых джинсах и хлопковой ветровке, такому только чуть похудеть и в рекламе фитнес-центров сниматься, а не театр строить. К такому, никак иначе, только и обращаться по имени-отчеству.
Платон Сергеевич, идите домой, родненький…
И снова ощущаю в себе эти интонации, только теперь мягкие, нежные и заботливые.
Там хорошо, уютно и опрятно, сдался тебе это гребаный ДК? Платон Сергеевич, а? Вы, когда в муниципальном театре завлитом работали, с тупостью начальства уже и так вдоволь наборолись, вам не надоело? Никто же ничего в этом городе не понимает. Сорвали спектакль… Свой же спектакль сорвали, на деньги и почет не позарились, справедливости захотели! А посторонние-то: «э-э-э-э» – поухмылялись, да все равно какую-то уловку разглядели. И давай перешептываться: «А парень-то не дурак, вон какой пиар себе сделал».
Да и пес с ними…
Тогда, Платон Сергеевич, вы слыли молодым и наивным, а главное – терять было нечего и отступать некуда. А сейчас столько отходных путей имеется, да и авторитет, конечно, не шибко какой, но есть. Не отрицайте, Платон Сергеевич, не надо…
Но я ж победил! Вся верхушка департамента культуры после скандала из-за отмены спектакля сменилась. Победил! Ты, дурак этакий, понимаешь? Все не зря…
Но об этом никто никогда не узнает, не похвалит и грамоту не даст.
Выруби свое тщеславие… Да и разве в нашем обществе победителей чествуют? Нет! Подбадривают неудачников.
Платон Сергеевич, не был бы таким законченным олухом, нашлись бы люди готовые вас похвалить и поддержать.
Обойдусь… Куда ни глянь – одни сочувствующие и милосердные. Конечно, для них поддержать в трудную минуту раз плюнуть… Утешить для них все равно что унизить, праведно и благородно потешить свое самолюбие. История успеха сейчас никому не интересна, о ней не посплетничаешь, всем беды чужих поражений и неудач подавай.
– Ну, как дела? – Ленка накрывает ужин – вкусно пахнет запеченной картошкой и сметанным соусом. Давно она уже меня не баловала, изматывалась на работе, когда приходила домой, точно уж было не до готовки.
За окном срабатывает сигнализация, но быстро затихает. В приоткрытое окно веет холодом.
– Погода испортилась, – бормочу я, теребя салфетку.
– Испортилась.
– А что ты светильник на балконе жжешь, на кухне не включишь?
– Да потому, что здесь все перегорело.
– Блин. – Я собрался уже встать, но она остановила:
– Да сиди, завтра разберешься.
Деревянная отшлифованная лоджия отражает струящийся свет из новых и пузатых плафонов. Как прекрасно! Человеческая свобода начинается не с возможности летать по всему миру, а с пустого и просторного балкона, без холодильников, банок, санок, лыж, удочек и прочего хлама.
– Надо было на высоких этажах квартиру брать. – Ленка разливает по фужерам, напоминающим граненые стаканы, томатный сок. На ней беленькие короткие шортики и обтягивающая майка.
– А что второй этаж тебе не нравится?
– Холодно…
– Ну зато батареи мощные – зимой жарко будет, когда отопление включат. – Я цепляю вилкой оливку, закидываю в рот.
