– Эй, Платон, меня-то подожди, не ешь. – Ленка вынимает из духовки душистую от специй курицу. – А летом?
– А летом, наоборот, от духоты спасаться будем.
– Как знаешь. Но лучше бы…
Глотаю слюну, аппетит дикий, есть хочется уже невмоготу.
Разрезав курицу на противне и переложив куски в глубокую тарелку, Ленка расставляет на столе всякую вкусность. Передо мной тарелка с картошкой, мягкий пар щекочет ноздри.
– Ну. – Ленка садится напротив, поднимает фужер. – За нас.
Чокаемся. Томатный сок приятен – холодный, еще больше подогревающий аппетит.
– Платон. – Ленка ювелирно отрезает ножичком кусочек курицы. – Ты так и не ответил – как у тебя дела?
– Хорошо. – Я уплетаю ужин за обе щеки.
– Блин, картошка чуть подгорела.
– Все хорошо, – говорю я с набитым ртом.
– Как там Танька на читке выглядела?
– Как всегда, – подбираю слово, – достойно.
– Я в ней не сомневалась. И когда у тебя премьера будет?
– Думаю, двадцать четвертого июня. Надо с директором ДК поговорить…
– Платон, – Ленка отстраняется от стола, промакивает салфеткой улыбающиеся губы, – ты большой молодец… Зря я тебе всякое наговаривала.
– Да ничего, я привык, что в меня никто не верит.
– А ну не говори так!
Во дворе лает собака. Скрипят качели. Смеются дети.
– Ну…
– Платон, – Ленка делает глоток томатного сока, – не говори так, я всегда в тебя верила! Понял?
Закат, прорвавший заслон черных туч, окропляет крыши и окна.
Розовеют оливки в пиале, розовеет курица в глубокой тарелке, розовеет кухня, розовеет Ленкино лицо.
– Понял. – Прожевываю сочную картошку, гляжу на жену. Она смотрит на меня. Молчание затягивается, отчетливо слышно, как во дворе надрывается собака. Хозяин – идиот, наверное с поводка спустил.
– Я сегодня новость про вашу премьеру читала.
– Ну и как?
– Что как?
– Новость тебе как?
– Отлично. Платон, милый, как ты так сделал? Ты завалил весь интернет ими! Про нас ничего толком нет, все про вас да про тебя.
– И что пишут?
– Что-что… – Ленка накалывает на вилку ломтик запеченного помидора. – Что ты молодец… И что в городе появился новый театр.
– А… – Я чешу голову. – Надо бы теперь название придумать.
– Платон, ты проплатил, что ли?
– Кого?
– Журналистов.
– Хуже.
– Что хуже?
Кажется, что собака хрипит прям под ухом. Ленка встает, молча закрывает окно. Причитает:
– Блин, надо было верхний этаж брать, – она садится мне на колени. – Вкусно?
Я доедаю ужин, собираю кусочкам курицы остатки соуса и зелени.
– Вкусно.
Жена гладит меня по голове холодной рукой.
– Ты зарос, тебе пора подстричься.
– Подстригусь.
– Так что ты сделал? Что значит «хуже»?
– Заразил одного человека идеей – вот и все. Деньги рано или поздно кончаются, идеи остаются.
– А у тебя точно все хорошо?
– Точно, – третий раз вру жене. – А у тебя?
– Все прекрасно. Чай будешь? – Ленка убирает тарелки, подходит к плите, зажигает конфорку…
– Буду.
– Новые лампы купили, под них специально художника по свету из театра Виктюка вызвала. Шоу будет такое! Подобного город ваш не видел еще, уверена. Танцы я массовые сейчас репетирую, актеры молодцы, еще никогда так не выкладывались, все с первого слова понимают. – Ленка возвращается на свое место, несмотря на ее минимальную одежду, ее речь и жесты приобретают деловой и начальственный размах. – Нам сейчас декорации делают, полный шик будет – фонтаны, статуи, колонны, настоящая Венеция.
– Верона, – поправляю я.
– Верона?
– Ну, Ромео и Джульетта в Вероне вроде жили…
