Для писем и газет - страница 28

И там обрывается…

К этой жизни я возвращаюсь медленно. Медленно вникаю в соседние окна и занавески. Со все возрастающей любовью и радостью я вижу бачок с пищевыми отходами, почтальона в синей куртке, оживающую чистоту середины летнего дня. Страдания отступают, хочется мирно жить и трудиться, хочется жить достойно и пошить новые брюки, хочется брать на руки младенцев и делать им «козу».

Я поворачиваюсь, чтобы бодро начать все это, но тут в спину мне ударяет особо печальный аккорд. Это даже не нота, а крик горестных лебедей, натягивающий трагическое одеяло смерти на все живущее. В мгновение ока я уношусь туда, на берег этого обрыва, день снова меркнет. Вселенная разорвалась, как сковородка со щами. Все! Какое начало?! Какие женские объятия и доски с объявлениями!

Все тлен, пыль и нулевой цикл…

Музыка вновь смолкает, и из своей выси я мысленно вижу, как гроб с дорогим содержимым вносят в катафалк – этот вечный спутник человечества. Как рассаживаются родственники, как устраивается рядом оркестр, чтобы уже там, у входа в вечную обитель, еще раз сыграть свою лебединую песнь бывшему родичу и гражданину.

Прощай, верный друг и чуткий товарищ!..

Я хочу представить еще что-то соответствующее, но тут вновь ударяет музыка… Это слегка путает стройный расклад мысли. Траурные звуки уже в меньшей степени уносят в загробную высь, берет досада за свое слабое знание ритуала провожания. Ага, думаю я, видимо, родственники чрезмерно любили почившего. И тут женщины заголосили, потребовали дополнительную порцию марша, чтобы еще раз расцарапать чувства звуками Шопена. И оркестр не подкачал. Они, кряхтя, выползли наружу и ударили напоследок, со слезой.

Музыка и впрямь скоро закончилась.

Я мысленно бросил свою горсть земли в чужую могилу и, слегка просветленный, тронулся дальше. Но со двора вновь послышался траурный марш. Я остановился. Начиналось черт знает что! Значит, немного раздраженно подумал я, они его загрузили, затем оркестр вылез и сыграл маленько уже просто так, вроде на танцах. Понятно. Затем они взяли трубы и барабаны, полезли внутрь, так. Но вот – опять играют. Где логика? Но тут мне приходит естественная мысль, что кто-то опоздал. Схватил такси и примчал в последнюю скорбную минуту. И по его личной просьбе оркестр вздохнул и сделал свое дело еще раз. Конечно, четвертак придется накинуть, но что такое, скажите, четвертак или даже два в такой момент? В таких случаях ничего не жалко, или я уже ничего не понимаю.

Наконец, оркестр снова смолк. Даже послышалось оттуда вроде рычание мотора. Я облегченно вздохнул и подмигнул проходившей мимо девочке с пустым посылочным ящиком, мол, все в порядке, жизнь – это кое-что, и день, мол, сегодня, а?..

В эту минуту вновь раздались стенания и удары оркестра. Все полетело к чертям! Поднявшийся вихрь раскрутил дома и вынес их в какую-то огромную трубу, почва зашаталась и часто задышала. Я взялся за ствол дворовой вишни. Может, они там передумали? Сказали: «Не будем хоронить без председателя исполкома? Что за неуважение к бывшим жильцам!» Или не так. Сказали: «Вносите его обратно или заройте нас вместе! Оркестр, – играй встречу!!!» Нет, ерунда какая-то. Я крепко держусь за дерево, чувствуя, что начинаю раскачиваться. К счастью, оркестр, выдав пачку нот, умолкает.

Насовсем.

А то мне пришла крайне дикая мысль, что вчера здесь была эпидемия, или по неизвестной причине, умер целый дом, или отравилась свадьба – вот их и выносят по росту, а оркестр за жуткие деньги взялся проводить каждого. Но вот прощание закончено. Жизнь вступает в свои сокровенные права. Я отправляюсь домой на слегка дрожащих ногах. Вранье! Я вечен, и эта досадная музыка дует мимо меня и не имеет никакой силы, влияния и…