В это время из двора вновь слышен похоронный марш. В глазах у меня окончательно смерклось, все остальное я вижу наощупь. Я вхожу в этот гробовой двор и вижу там такие же качели и песок, и цветущих детей, и тётку на скамейке, и яркое белье на балконах. А ещё я вижу «Клуб юных моряков» и раскрытые окна полуподвала – помещение этого юного клуба, где человек семь небритых личностей сидят на стульях перед нотами, а стоящий перед ними валторнист что-то им втолковывает. Я подхожу к окну, наклоняюсь туда и кричу: «Здорово, моряки»! Они на минутку отвлекаются от своей душераздирающей музы, затем валторнист кричит: «Три-четыре!» – и снова плывут в летнем воздухе волнующие назойливые звуки.
Счастливого плавания, дорогие братья и сёстры!
Аэрофлот. Длинные лайнеры, свист турбин, несравненный запах керосина.
Все позади: билет, регистрация, досмотр ручной клади ручным способом. Объявление: «Опоздавшие к полету не допускаются!» И сами опоздавшие, цепляющиеся за колеса стартующего «Ту», отталкиваясь от грешной земли чемоданом. Но мы с вами не опоздали. Мы сидим в светлом салоне, испытываем легкое предстартовое волнение, переходящее в озноб, а из включенного динамика льется успокоительная песенка Аэрофлота: «Давай обнимемся у трапа, мы не увидимся уже»…
Щёлк. «Уважаемые пассажиры. Экипаж корабля от имени Аэрофлота… Борт… маршрут… Просьба пристегнуть…».
Коротко и неясно. Хотелось бы полнее. Например, командир – женат он, или ему уже всё равно. Любит ли своих детей? Если да, то почему прошел в кабину такой мрачноватый? То же экипаж – помнят ли, что в жизни всегда есть место подвигу? Ведь в воздухе нет мелочей!..
В это время кто-то нервный кричит, глядя в иллюминатор:
– Смотрите, смотрите! А люди внизу ма-а-а-ленькие, как муравьи!
Проводница:
– Это и есть муравьи, мы ещё не взлетели!
Но наконец разбег, толчок, прижало, откинуло. Земля уходит вниз – все остальное вверх. Колени давят на желудок. Желудок давит на завтрак. Завтрак давит на глаза. Глаза широко зажмурены.
Взлетели.
Щелк. «Уважаемые пассажиры. Напоминаю правила. На борту самолета не разрешается: курить, ходить, пользоваться, а также высовываться из иллюминатора по пояс до полного набора высоты!».
Немедленно захотелось спуститься на землю и покурить.
В это время вой двигателей на минуту смолк и сменился свистом. Это двигатели перешли на новый режим. Все 180 сердец проделали то же самое. Во рту пересохло, а в ушах зазвучал далёкий голос мамы: «А может быть, поездом? Может, поездом?…»
Ей как бы вторят эти жуткие слова: «Внимание, аварийные выходы расположены по обе стороны и снабжены всем, что там написано. Желаем приятного полета».
Набрали высоту. Самые опытные расстегнулись и расслабились. Остальные недоверчиво задышали. Вопрос новичка:
– Скажите, пожалуйста, самолеты нашего типа часто бьются?
– Нет, только один раз…
Летим, привыкаем.
Вот женщина, которую вдавливали в кресло всем рядом и пристегнули только с четвертой попытки багажными ремнями и чьим-то кашне, освоилась и достала бутерброд величиной с энциклопедию.
Сосед слева:
– Дама, я, конечно, извиняюсь, но нам еще вылезать!
Ему как бы вторят слова: «Внимание, туалетные комнаты находятся спереди и сзади и снабжены всем необходимым. Желаем приятного аппетита». Дама веселеет и достает кролика величиной с собаку.
Летим, привыкли.
По проходу бегает мальчик лет пяти. Чужая пожилая тётя в короткой стрижке уговаривает его прокуренным голосом:
