Дневник Монстра. Том 2 - страница 6

Каждый воскресный вечер я писал письма Марте. Рассказывал ей, что происходит тут. В последнее время она почти перестала отвечать. Не знаю, с чем это связано. Может не стоило рассказывать ей все подробности своего пребывания тут. Все же Марта и Эверт были правы. Это тревожит меня. Но сейчас я бы хотел записать сюда другую историю.»

Черт, она довольно длинная, не хотелось бы начинать ее в ночь. Пожалуй, продолжу завтра.

Отложить до утра было верным решением. Еще вечером я заметил, как резко переменилась погода. Нерушимое спокойствие города было нарушено звуками завывающей метели. Пошел сильный и мелкий снег, ветер носил его над землей, закручивая в ледяные вихри. Стекла в окнах дребезжали. Писать что-то в такую погоду было нереально. Помимо всего прочего дома стало еще холоднее. Очевидно, центральное отопление не справлялось со своей задачей. В этом городе вообще никто не справлялся со своей работой. Кроме меня, разумеется. О последней моей вылазке так ничего и не слышно. Может снова устроить нечто масштабное? Расшевелить майора. Я подумаю об этом, а пока еще один кусок дедовского дневника.

« 1941. Зима.

Я прошел по мрачным дорожкам Аушвица. Холодно. Снег практически полностью вытоптан. Направляясь в 11 блок, я не хотел туда идти. Не потому, что мне не хотелось видеть живые трупы, измученные тяжелым трудом и опытами местных светил медицины. Нет. К такому зрелищу я привык и был бы удивлен, если бы моему взгляду предстало что-то другое. В это день я шел чтобы зарегистрировать другого узника. Предателя. Мне не хотелось его даже видеть. Он был одним из нас. До недавнего времени. Однако было любопытно узнать причину, ради чего…

Мне любезно предоставили кабинет в блоке смерти, как его называли в лагере, и привели заключенного.

Габриэль Штейн. Высокий светловолосый мужчина, крепкого телосложения. Еще неделю назад его боялся весь Аушвиц. Заключенные даже не поднимали головы в его сторону, солдаты сторонились и старались не пересекаться с ним взглядом. Палач. Такое прозвище он имел. Я сам не раз останавливал его, когда он ради забавы травил заключенных собаками, например. Габриэль занимался расстрелами и проводил казни. Массовые. Его арсенал способов убийств был крайне разнообразен. Иногда попадало и его подчиненным, в основном когда Штейн мог решить, что кто-то выполняет работу не качественно или проявляет жалость к узникам. И вот теперь, он сидит закованный передо мной. И даже не за все те зверства, что он тут творил, я бы сказал в этом Хесс его даже поддерживал, а за связь с не арийкой. Сделал то, чего не ожидал никто. Я должен был записать показания. Он ничего и не утаивал – знал, что его убьют. И был доволен, тем что сделал.

– Габриэль. Не под запись. Объяснись.

– Что ты хочешь услышать? Мне нечего скрывать.

– Я не понимаю почему…

– Любовь. Тебе знакомо это чувство?

– Любовь? Ты что же смеешься надо мной? – Я вышел из себя! – Какая к черту любовь?! Ты убил тысячи человек, десятки тысяч таких же как она! Разных полов, разных возрастов! Ты за людей их не считал! И что?! Предал наши идеалы, ради девки!?

Габриэль смотрел на меня с усмешкой.

– Идеалы? Ты глуп. Ты слеп. Ты не видишь, кем мы все стали. Да. Я убил много людей, позабыв, что они тоже люди. Такие же как мы…

– Вздор! Чушь! Мы выше их!

– Нет Генри, мы не выше и не лучше. Мы чудовища. Я уж точно. Спрашиваешь какая любовь, я отвечу тебе. Настоящая. Ее привели ко мне на расстрел. И знаешь, что я увидел в ее глазах? Презрение. Ко мне, к ситуации. Она не была сломлена, как и все русские, стояла до последнего. Не знаю отчего, я посмотрел ей в глаза, и земля ушла из-под моих ног. Словно очнувшись, понял, что я натворил. В одно мгновение, осознал, кем стал. А ведь в моих планах на жизнь не было расправ над тысячами людей, хотел строить мосты, как и мой отец. Не планировал становиться палачом.