Дневник посла - страница 18



Четверг, 30 июля

Едва Базили вернулся в Министерство иностранных дел, как Сазонов просит меня по телефону прислать ему моего первого секретаря Шамбрена «для крайне неотложного сообщения». В то же время мой военный атташе генерал де Лагиш вызван в Генеральный штаб. Уже три четверти первого часа ночи.

Император Николай, который вечером получил личную телеграмму от императора Вильгельма, действительно решил отсрочить общую мобилизацию, так как Вильгельм утверждает, что «он старается всеми силами способствовать непосредственному соглашению между Австрией и Россией». Царь принял это решение своею личною властью, несмотря на сопротивление генералов, которые лишний раз представили ему неудобство, даже опасность частичной мобилизации. Итак, я сообщаю в Париж только о мобилизации тринадцати русских корпусов, назначенных действовать против Австрии.


Сегодня утром газеты сообщают, что австро-венгерская армия вчера вечером начала нападение на Сербию бомбардировкой Белграда.

Новость, тотчас же распространившаяся в публике, вызывает сильное волнение. Со всех сторон мне телефонируют, чтобы спросить, не знаю ли я подробностей о событии, решила ли Франция поддержать Россию и т. д. Оживленные группы на улицах. И перед моими окнами на набережной Невы четыре мужика, которые выгружают дрова, прерывают работу, чтобы послушать своего хозяина, который читает им газету. Затем они все пятеро долго разговаривают с серьезными жестами и возмущенными лицами. Рассуждение заканчивается крестным знамением.


В два часа дня Пурталес отправляется в Министерство иностранных дел. Сазонов, который немедленно его принимает, с первых же слов догадывается, что Германия не хочет произнести в Вене сдерживающего слова, которое бы спасло мир.

Поведение Пурталеса слишком красноречиво: он потрясен, потому что замечает теперь последствия непримиримой политики, орудием, если не подстрекателем которой он был; он предвидит неминуемую катастрофу и изнемогает под тяжестью ответственности.

– Ради Бога, – говорит он Сазонову, – сделайте мне какое-нибудь предложение, которое бы я мог передать своему правительству. Это моя последняя надежда.

Сазонов немедленно сочиняет следующую искусную формулу: «Если Австрия, признавая, что австро-сербский вопрос принял общеевропейский характер, объявит себя готовой вычеркнуть из своего ультиматума пункты, которые наносят ущерб Сербии, Россия обязывается прекратить свои военные приготовления».

Удрученный, с мрачным взглядом, заикающийся Пурталес уходит нетвердыми шагами.

Час спустя Сазонова принимают в Петергофском дворце, чтобы тот сделал доклад императору. Он находит монарха расстроенным телеграммой, которую император Вильгельм отправил ему ночью и тон которой звучит угрозой:

«Если Россия мобилизуется против Австро-Венгрии, миссия посредника, которую я принял по твоей настоятельной просьбе, будет чрезвычайно затруднена, если не совсем невозможна. Вся тяжесть решения ложится на твои плечи, которые должны будут нести ответственность за войну или за мир».

Прочитав телеграмму, Сазонов делает жест отчаяния:

– Нам не избежать более войны. Германия явно уклоняется от посредничества, которого мы от нее просим, и хочет только выиграть время, чтобы закончить втайне свои приготовления. При этих условиях я не думаю, чтобы ваше величество могло более откладывать приказ об общей мобилизации.