Климов тут вдруг поймал себя на мысли, что не неизвестность в будущем его беспокоит, а настоящее – как работал всю жизнь за идею, не думая о деньгах, таким и остался! А вот нынешнее положение в качестве руководителя его угнетало. Как-то привык видеть результаты своего труда: когда опером был – раскрытие конкретного преступления, когда преподавал – знания и явно выраженная любовь к предмету у курсантов. Многому научился, многое освоил, а теперь руководит кучкой сомнительных преподавателей, из которых многие ни в милиции, ни в армии не служили, защитили диссертации в большинстве за деньги и судят о работе в милиции исключительно по учебникам. Они неплохие ребята, но далекие от дисциплины, ответственности за порученное дело, – лишь бы день прошел да платили получше. А перевоспитывать в таком возрасте тяжело. Хотя, скорее всего, можно и нужно, но как-то не получается у Климова – то ли добрый чрезмерно, то ли опыта маловато. Не кричит, как другие, не наказывает – только методом убеждения что-то изменить пытается. И заметно, что слушают его, уважают, – работа идет, а результатов он не видит… Или специфика работы такая, или не его это… Ну нет удовлетворения! Не то, что раньше…
1992. О некоторых методах допросов
Вновь назначенного на должность оперуполномоченного уголовного розыска Климова определили сначала в специальную группу, занимающуюся раскрытием преступлений, совершаемых несовершеннолетними. Считалось, что особых навыков работы по этой линии иметь было необязательно. Ему определили место в кабинете, где уже находилось трое сотрудников, одного из которых, Сашу Липатова, довольно опытного, прикрепили в качестве наставника к молодому оперу. Липатов был немного старше Климова, имел педагогическое образование и, как заметил Федор, казался не по годам серьезным и рассудительным. Они сразу нашли общий язык и, как это обычно бывает в оперской среде, по-настоящему подружились и впоследствии проводили вместе не только рабочее, но и свободное время.
Липатов вводил в курс дела Климова обстоятельно и последовательно, как это умеют грамотные педагоги, а Климов с интересом вникал. Он участвовал в раскрытии преступлений, которыми занимался Липатов, ходил с ним в опергруппы19, учился оформлять процессуальные документы, старательно переписывая образцы себе в тетрадь, посещал всевозможные ночные рейды, в которых был задействован Липатов, – одним словом, оказался старательным учеником, а последний никогда не скупился на похвалу, чем заставлял Федора трудиться еще настойчивей.
Саша был крайне вежлив и обходителен с потерпевшими, никогда не позволял себе распускать руки в отношении задержанных – он как-то по-особенному умел расположить их к себе, наладить тонкий внутренний контакт, после чего получал полную картину произошедшего. Иногда преступники, даже самые матерые, и сами не успевали понять, как у них развязывался язык, укорачивающий время нахождения на свободе. Дилетант Климов не раз удивлялся, как эти умудренные криминальным опытом и достаточно потрепанные отсидками люди (а заниматься приходилось не только несовершеннолетними), пусть не сразу, но в конце концов вынуждены были признаваться Липатову в содеянном, выдавать подельников, указывать места хранения вещдоков и, как говорил Саша, отправлялись с очищенной душой в тюрьму!
Так получилось, что в первую неделю стажировки Климова Липатов раскрывал убийство, совершенное уголовником, который заманил валютчика к себе в квартиру с целью завладеть массивной золотой цепью, которую тот хотел продать. Валютчик долго числился без вести пропавшим, пока его тело, порезанное на части, не всплыло в реке. Убийцу долго искали всем отделением, но наконец, вычислили и задержали. Из-за отсутствия прямых улик он долго отпирался, пока разговаривать с ним не начал Липатов. Минут через тридцать Климов зашел в кабинет, где Саша беседовал с убийцей, и стал невольным свидетелем такого разговора:
