– Что, опять? – возмущается «Петрович».
– Ну последний раз, дело магарычевое! Не хочет подельников выдавать.
– Я-то при чем? – как бы не понимает «Петрович», – это ваше дело…
– Петрович, кончай прикидываться, сделай, как в прошлый раз, помнишь? Одну ампулку всего…
Домушник, хоть и делает вид, что его этим не проймешь, а в глазах уже зарождается страх – ведь по его душу зачем-то позвали этого добродушного громилу в белом халате. О чем они его просят?
– Не могу, – упирается «Петрович», – это для организма не совсем, мягко говоря, безвредно…
– Но никто же не помер пока! – не сдается Игнат. – Так было разве что один раз, но откачали же… в реанимации… Да и тот хилый был совсем, а этот парень крепкий. И без твоей сыворотки правды совсем разговаривать не хочет!
– Ладно, – наконец соглашается «Петрович» и раскладывает на столе все, что принес.
Парень с опаской косится, но пока молчит.
– Ну что, – победно обращается к нему Игнат, – так расскажешь или сыворотку правды на тебя тратить? Ампулки эти на вес золота!
– Не буду я ничего говорить – делайте что хотите!
– Расскажешь, как миленький – вещь проверенная! – радуется Игнат.
И цирк продолжается.
– Пусть расписку пишет, – требует «Петрович».
Игнат кладет перед домушником лист бумаги и диктует:
– Пиши: «В целях следственного эксперимента согласен на инъекцию…». Петрович, все время забываю, как эта твоя хрень называется?
«Петровича» врасплох поймать тяжело:
– Нитробензолотриулол!
– Запомнил? – чешет затылок Игнат, злясь, что не может повторить диковинное слово.
– Ничего я писать не буду! – упирается парень, в котором просыпается надежда, что без расписки доктор колоть не станет.
– Пиши, – советует Игнат, – если под нитробен… Тьфу! Если под сывороткой правды показания не поменяются, никто тебя больше мучить не станет.
– Не буду я ничего писать, – уперся домушник.
– Ну и черт с тобой! – разозлился Игнат. – Петрович, коли так – под мою ответственность. В крайнем случае скажу, что я сам…
«Петрович» пожимает плечами и равнодушно откупоривает ампулу.
– Ну смотрите, – невнятно при этом бухтит, заходит за спину домушнику и набирает жидкость в грязный шприц, – рубаху с него снимите.
Один из оперов задирает на парне рубаху, оголяя татуированную лопатку. Все замечают, что задержанного начинает колотить предательская дрожь. Значит осталось надавить самую малость.
– А ты сегодня не выпивал, случаем? – интересуется «Петрович».
– Нет, – по инерции отвечает тот срывающимся голосом.
– Это хорошо, – пристраиваясь поудобнее, вещает «Петрович», – если с алкоголем в крови вводить – мементо мори…
– Какое море? – пищит домушник.
– Моментальная смерть! – чуть ли не в открытую смеется у него за спиной «Петрович», а парень, цепляясь за соломинку, получив новую надежду, срывается со стула в заботливые руки оперов и во весь голос кричит:
– Выпивал! Выпивал! Утром выпивал! Почти целую бутылку водки выпил!
– Не гони! – осаживает его Игнат. – Ты всю ночь в обезьяннике20 просидел.
– Я не вру, – падая на колени перед «Петровичем», умоляет домушник, – мне передали, век воли не видать!
– Кто тебе передал, – издевается Игнат, – если у тебя подельников нет? Мама, что ли, принесла в лукошке? Эту брехню ты для фраеров прибереги.
– Сожительница принесла, – не сдается домушник.
– Проверить бы надо, – как бы в растерянности предлагает «Петрович», но Игнат непреклонен:
– И проверять нечего! Лепит горбатого, как будто мы лохи какие… Коли, док, только время теряем.
