Касаюсь спины парня, слегка ухватившись за плотную ткань его толстовки, и зажмуриваюсь от страха.
— Сильнее, милая! — издевается тот.
— Не дождёшься! — Сжимаюсь всем телом: с детства ненавижу «Американские горки» и скорость.
— Ну, смотри! — ухмыляется наглец и резко трогается с места.
— Идиот! — ору во всё горло, едва не улетев назад, и со всей дури обнимаю Дани, упираясь шлемом в его спину.
К необузданному вою мотора прибавляется свирепый гул встречного ветра. Не могу вздохнуть, не решаюсь открыть глаза. Стиснув зубы, изо всех сил стараюсь не закричать от волны накатившего ужаса и лишь сильнее цепляюсь за твёрдую широкую спину парня, ощущая, как планомерно напрягаются мышцы его тела, пока он лавирует по улицам Тревелина, и как немного расслабляются, стоит нам выехать на трассу.
Мысленно отсчитываю секунды своего безумия и стараюсь не забывать дышать. Мне бы взять себя в руки и посмотреть по сторонам, но животный страх заставляет лишь сильнее съёживаться.
Байк тормозит также резко и так же неожиданно, как и несколькими минутами ранее тронулся с места.
— Пожалуй, так горячо меня ещё ни разу не обнимали, — заглушив мотор, цедит Дани. — Эй, Рита! Может, ослабишь хватку, а то я подумаю, что ты от меня без ума!
— Придурок! — Отпрянув от парня, осматриваюсь. — Ты куда меня привёз?
— А что ты видишь? — Дани спрыгивает с байка и тянет меня следом.
— Издеваешься? — Верчу головой, но кроме пустынной трассы и жухлых полей на добрые километры вокруг ничего не замечаю.
— Даже не думал, — ухмыляется парень. — Согласись, совершенно обычный пейзаж: ни тебе страшных ущелий, ни пугающих горных серпантинов. Тогда чего ты так боишься?
Скрестив руки на груди, он небрежно наваливается на байк и с лёгким прищуром ожидает моего ответа. А я смотрю на него и немного завидую: ему здесь хорошо! Такой живой, энергичный, счастливый, бесстрашный… И этот список можно продолжать бесконечно.
— Я не боюсь! — нагло вру. На самом деле я боюсь всего: скорости, одиночества, этого города, своей беспомощности. А ещё боюсь признаться в этом, боюсь показаться жалкой...
— Значит, всё-таки влюбилась, — подмигивает шутник.
Мотаю головой. Не влюбилась. Просто не понимаю. А ещё не могу отвести глаз от задорного и наглого взгляда совершенно незнакомого парня. Беспощадный ветер взъерошил его волосы и покрыл щёки лёгким румянцем. Только сейчас понимаю, что Дани, скорее всего, отдал мне свой шлем и куртку. Мне, совершенно чужому для него человеку.
— Ты же сам сказал… крепче держаться… — бормочу в ответ.
— Ну, крошка, я же не против. — Дани отталкивается от байка и, раскинув руки, наслаждается ветром — тем самым, который я проклинаю уже вторые сутки. — Просто хочу, чтобы время, проведенное со мной, запомнилось тебе чем-то хорошим.
— Чем? Серыми безжизненными полями? Заброшенной трассой? Низким бесцветным небом? Ледяным ветром? Чем, Дани?
— Это всё, что ты видишь? — искренне удивляется он и окидывает взглядом местность, словно пытается посмотреть на мир моими глазами. Вот только ничего у него не выходит. Разве так бывает? Разве люди видят не одно и то же?
— А что видишь ты? — настороженно спрашиваю я.
Дани тут же оживляется и подобно маленькому ребёнку начинает радостно описывать свой красочный мир
— Там, — произносит он, указывая вытянутой рукой в сторону мёрзлых полей, — уже через месяц-два яркими разноцветными коврами распустятся тюльпаны. А там… — Дани резко разворачивается. — Присмотрись: узкая тропинка. Она тянется к самой красивой лагуне в предгорьях Анд. Летом, если ты, конечно, задержишься в наших краях, я обязательно покажу тебе её.
