Читать онлайн Ева Вальд - До вскрытия
Пролог
Порто Верде. Южное побережье страны, чьё имя никогда не вызывало тревоги на карте мира. Море здесь не бурлит – оно убаюкивает. Пальмы лениво покачиваются от влажного, медленного бриза, и только чайки, как вечные сторожа, шумно патрулируют небеса. Именно здесь, в этом городке на границе между бесконечным солнцем и лёгкой солёной мглой, всё начиналось. Не с выстрела, не с крика, не с паники. С тишины. С запаха соли и гуавы. С песка, застрявшего в сандалиях.
Порто Верде – город, словно вырезанный из рекламной брошюры о правильной жизни. Архитектура – смесь испанского колониального стиля и местной скромной роскоши. Белые дома с плоскими крышами, крытые терракотовой плиткой, широкие балконы с коваными перилами, тенистые дворики, где цветут гибискусы и жасмин. Каждое утро, в шесть ноль-ноль, город наполняется ароматами свежего хлеба, кофе с корицей и мокрой травы после ночного полива.
Вдоль главной улицы – Авенида Эсмеральда – тянутся небольшие кафе, книжные магазины, лавки с антиквариатом и мастерские художников. Здесь не торопятся. Здесь умеют ждать: закатов, любви, урожая. В Порто Верде даже скандалы случаются вежливо. Люди здесь богаты, но не кичливы. Всё, что нужно показать – уже давно показано, всё, что важно – прикрыто марлевой вуалью приличий.
Пляжи – главная гордость города. Они как будто не принадлежат людям, а существуют сами по себе, как древние создания. Песок белый, почти сахарный. Вода – изумрудная, и к закату приобретает цвет старого виски. Пляжи тянутся от городской черты до дальних скал, где когда-то стоял старый маяк, ныне заброшенный. Говорят, в нём живут духи моряков, но это всего лишь красивая байка для туристов. Туристы, к слову, здесь долгожданные гости. Их много, особенно летом. Они приносят в город запах солнцезащитного крема и смех на арендованных скутерах.
В пригороде Порто Верде находятся виллы политиков и предпринимателей. Их высокие заборы отбрасывают тени на улицы, где играют дети обслуживающего персонала. У каждой виллы – свой садовник, свой шофёр, свой повар. Но и у каждой – свои секреты. В этих кварталах реже работают сирены скорой, и чаще – машины с тонированными окнами.
Жизнь в Порто Верде делится на сезоны. Есть сезон лета, когда город поёт и сверкает. Есть сезон дождей, когда всё замирает, и улицы становятся зеркалами, отражающими фонари. Есть тихие месяцы между – и именно в эти промежутки происходят самые важные события. Потому что в тишине легче услышать правду. Или ложь.
Школы в Порто Верде – элитные. Частные лицеи, где учатся дети влиятельных семей: адвокатов, банкиров, министров, владельцев курортов. Дети здесь – особая порода. Они растут в условиях строгости и гедонизма одновременно. Научены быть лучшими, но не перегибать. Научены доминировать, но с улыбкой. Город с раннего возраста учит их носить маски. Лучшие из них попадают в закрытые лагеря, как, например, знаменитая "Голубая линия" – за чертой города, у берега залива. Сюда попасть – честь. Не попасть – стигма.
Сам лагерь – будто из журнала о воспитании будущих лидеров. Прозрачные корпуса, стекло, дерево, бетон. Дети носят трекер-браслеты, которые отслеживают состояние их здоровья, сна и активности. Вожатые обучены психологии, медицине и конфликтологии. Каждое утро начинается с йоги и мотивационных лекций. Но ночью, как говорят, слышны шаги. Иногда – не в ту сторону.
Сами горожане – контрастны. На фоне отполированной витрины города живут те, кого не видно: повара, домработницы, водители, охранники, почтальоны. Они незаметны. Не шумят. Но они – основа, их руками держится идеальный фасад. Они улыбаются, но помнят. Иногда слишком много.
Комиссар полиции живёт на холме, в районе Мирадор. Отсюда открывается вид на залив, лагуну и маяк. В его доме всегда играет классическая музыка. Он пьёт только чёрный кофе. У него есть дочь, Сара, которую он почти не видит. И только он знает, что Порто Верде – не совсем тот город, каким кажется. Потому что за белыми фасадами и тихими ужинами в садах – есть прошлое. Есть то, что замуровано в подвалах архивов. В отчётах, забытых и не подшитых. В именах, которых больше нет.
Туристам нравится местный рынок: рыба, специи, ткани, кожаные изделия ручной работы. Но они не знают, что за старым антикварным магазином, в переулке Каса Негра, когда-то был приют. Его закрыли после скандала, о котором никто не говорит. Документы сгорели. Или были сожжены.
Именно здесь, в этом знойном, красивом, слепящем городе, снова появится смерть. Но сначала – будет ветер. Потом взгляд. Потом пуговица. И только тогда – история начнёт своё движение.
До вскрытия – будет всего 24 часа.
Глава 1. Тело на берегу.
Порто-Верде просыпается медленно, как ленивый зверь, потягивающийся под теплым солнцем. Этот город не знает зимы: даже в январе утро пахнет солью, жареным хлебом и цветущими кустами бугенвиллии. Белые дома лепятся на склонах холмов, узкие улочки стекают к морю, где рыбацкие лодки качаются на воде, похожей на расплавленное стекло. Туристы здесь покупают открытки с видами, которые кажутся слишком красивыми, чтобы быть настоящими – и всё же они настоящие.
В такую погоду жизнь будто бы обещает быть долгой и счастливой. Особенно – если не смотреть под ноги.
Катя Орлова шла по прибрежной полосе, когда солнце только начинало подниматься над горизонт. На ней были лёгкие брюки цвета охры, простая белая майка, и волосы – длинные, тёмно-каштановые, вьющиеся – были собраны в небрежный пучок. Она сняла солнцезащитные очки, когда заметила в песке что-то тёмное.
Катя родилась в России, в маленьком северном городе, где зима длилась восемь месяцев, а люди разговаривали короткими фразами – будто каждое слово тратит тепло. Её детство пахло сырым деревом, аптечными мазями и тревогой, которую она ещё не умела называть. Она рано научилась не задавать вопросов и не слушать то, что происходит за тонкой стеной – когда мать плакала ночами, а отец исчезал на дни и возвращался с запахом бензина и чужих сигарет.
Они уехали, когда ей было четырнадцать. Не планировали – сбежали. Мать однажды, не выдержав, села на край кровати, взяла её за руку и сказала:
– Где море – там легче дышать.
И Катя поверила. Так они оказались в Порто-Верде – в южном, шумном, жарком городе, который пах солью, кофе и жареной рыбой. Город, который никогда не спал
Сначала было трудно. Катя не знала языка, не понимала, чего от неё ждут. Мать устраивалась на уборку, брала ночные смены, ела стоя. Катя мыла полы в отеле, помогала на кухне, подрабатывала на ресепшене, а потом – официанткой в кафе у причала. За два года выучила язык до акцента, за три – перестала вздрагивать при звуке мужского голоса за спиной.
Полицейская академия была её бунтом. Она не мечтала о погоне или пистолете. Она просто устала быть слабой. Устала чувствовать, что мир – это место, где тебя можно легко убрать в сторону, как грязную тарелку со стола. Она пошла туда, куда не шли такие, как она: девушка, эмигрантка, без связей, без рекомендаций. И закончила академию. Не с отличием – но с характером, который запоминали.
Сейчас ей двадцать восемь. Младший инспектор патрульной службы. Не следователь, не оперативник. Просто девушка в форме – аккуратной, выглаженной, с короткой рацией у плеча и тяжёлым взглядом. Чаще она разнимает пьяные драки у пляжа, разбирает дорожные конфликты, выписывает штрафы, утешает туристов в панике и ловит подростков, крадущих пиво из киосков. Её работа не попадает в сводки. Её имя не звучит по радио.
Но она видит всё. Видит, как одни и те же лица появляются в отчётах. Как исчезают девочки с окраин. Как меняются фамилии, но остаётся одинаковая тишина в протоколах. Она замечает, кто избегает камер. Кто слишком вежлив. Кто врёт с улыбкой. И у неё есть тетрадь. Тонкая. Запертая в ящике. В ней – имена. Мелкие детали. Совпадения, которые никому не интересны, кроме неё.
Катя молчит. Не жалуется. Делает свою работу. Но внутри – она как стеклянная пружина. Хрупкая, но напряжённая. Готовая сработать.
Она не носит каблуки. Не красится. Не строит иллюзий. У неё нет времени на любовь. Но когда она смотрит в зеркало – видит женщину, которую не смогли сломать. А это, по её мнению, уже победа.
Мама никогда не говорила «люблю».
Она гладила Катину куртку, даже когда Катя выросла. Оставляла вечером кусочек яблочного пирога, даже если сама не ела. Иногда ночью приходила в комнату – посмотреть, накрыта ли дочь. Уходила бесшумно, как всегда.
После отца она как будто закрылась изнутри.
Она никогда не говорила, каково это – жить в страхе. Но у Кати не было иллюзий.
Иногда мать сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в стену. Просто сидела. Часами. И если Катя говорила: «Мама, что-то не так?» – та улыбалась устало и отвечала:
– Всё хорошо, доченька. Мы уже у моря.
"Мы уже у моря."
Как мантра. Как спасательный круг. Как последняя надежда, что всё позади.
Когда Катя подрабатывала по ночам, мать ждала. Не спала. Просто сидела у окна, иногда молилась. Она никогда не мешала, не спрашивала о парнях, о друзьях, о тоске. Но однажды, когда Катя пришла после смены с разбитой губой – заступилась за молодого повара – мать молча приложила лёд и сказала:
– Главное – не делайся жёсткой. Люди не любят жестоких женщин. Они просто хотят, чтобы ты была удобной.
Катя молчала. Но с тех пор научилась быть жёсткой.
Мать так и осталась женщиной в простом халате, пахнущей ромашковым чаем и лавандовым мылом. Она не говорила громких слов, не требовала признаний. Любовь у неё была тихой. Такой тихой, что порой Кате казалось: она просто растворяется – как пар в ванной.
А потом всё случилось – неожиданно. Слишком просто. Слишком обыденно для такой потери.
Катя была на смене. Очередная пьяная драка у причала, мужчина с ножом, подросток с разбитой губой. Когда закончила, включила телефон – и там было сообщение от соседки:
«Катенька, мама плохо себя чувствует, я вызвала скорую. Её увезли.»
Катя не сразу поняла. Сначала – будто ничего не сдвинулось. Она доехала до больницы, как обычно: чётко, быстро, в форме.
Но когда зашла в приёмное, увидела медсестру с виноватым взглядом – и всё стало тихим. Как в фильме, где вдруг выключили звук. Мать умерла по пути. Инфаркт. Сердце. То самое сердце, которое никогда не жаловалось. Катя стояла в белом коридоре и пыталась дышать. Глубоко. Чётко. Как учили. Но ничего не помогало.
Её мать лежала в комнате, где пахло спиртом, и на лбу у неё была нитка. А в руке – сжатая бусинка чёток.
Катя не заплакала. Не на похоронах. Не на третий день. Не в месяц.
Она просто шла домой – в пустую квартиру, где всё было на своих местах. Чашка с недопитым чаем. Распечатка рецепта. Книга на подлокотнике. И лавандовое мыло в ванной.
Плакать она начала через полгода – в душе. Одна. Беззвучно. И плакала не за смерть. А за то, что мама так и не успела выдохнуть по-настоящему. Так и не поверила, что всё позади. Так и не научилась жить без страха. Катя часто возвращалась к её словам: «Где море – там легче дышать». И понимала: это было всё, что мать могла ей оставить. Теперь у неё осталась только форма, служба, и тетрадь с заметками.
Но иногда, по ночам, когда в городе тишина и пахнет солью, ей кажется – мать всё ещё сидит у окна. Всё ещё ждёт. Всё ещё верит, что у моря всё когда-нибудь станет легче.