Опомнившись наконец, Кэрита поспешила представить подругу.
– Мамаша, это Вендела, новая дочь Йоргена и Фрейи. Вендела, это моя мамаша.
Кэрита чмокнула женщину в щеку. Та улыбнулась.
– Я наслышана о тебе, Вендела. Приятно видеть тебя в нашем доме. Проходи же. Меня зовут Хельга, сейчас придут мои сыновья, – с достоинством и должной торжественностью произнесла хозяйка скромного дома.
Она обернулась и окликнула детей. Точнее, это были уже далеко не дети. В комнате через несколько мгновений появились два статных воина, до ужаса похожих. Первый, что был повыше, покрепче и, видимо, постарше, представился Рагнаром. По широким плечам его спадали на спину длинные темно-рыжие, совсем как у Кэриты, волосы, забранные в хвост. На добродушном лице с острым носом и крепкими скулами сияла заразительная улыбка. В глазах горел веселый огонек. Такой же сиял и в глазах его брата, Ингвара. Тот был пониже ростом, худее, и волосы его были коротко острижены, но в остальном он был точной копией Рагнара. Он так же заразительно улыбался. Вендела не могла не улыбнуться им в ответ. Кэрита тут же бросилась на шею сначала к одному, потом к другому. Родные обменялись парой шуток.
Потом Хельга забрала Кэриту на кухню, а сыновей и гостью пригласила за стол. Вендела и братья уселись на отведенные места. Повисло неприятное, тяжелое молчание, и Вендела почувствовала себя немного неловко. Наконец, поборов смущение, она решила сама начать разговор.
– Кэрита много о вас говорила, – сказала она первое, что пришло в голову, в надежде, что сейчас кто-нибудь ее поддержит и они перейдут на более интересную тему.
– Кэрита вообще много говорит, – усмехнулся в ответ Ингвар.
Вендела тактично улыбнулась. Разговор стремительно иссяк, и снова вернулось то самое молчание. К счастью, уже через минуту вошла Кэрита и комната сразу оживилась.
– Ой, а вы знали, – она болтала, расставляя тарелки, – Сумарлитр говорит, лето жаркое будет. Как бы хорошо было! Солнышко, птички! Красота!
– А у тебя, Вендела, в деревне было жаркое лето? – С кухни вернулась и Хельга, держа в руках котелок, из которого валил ароматный пар.
Она поставила его на стол и ловкими, быстрыми движениями разложила кашу. Сначала гостье, потом сыновьям, затем дочери и себе. Вендела с грустью и непонятным чувством вины заметила, что самой Хельге досталось значительно меньше, чем остальным. Первым порывом души ее было отдать несчастной матери семейства свою порцию, но, подумав, Вендела как нельзя вовремя поняла, что такой жест мог оскорбить честь дома, и успокоилась.
– Да нет, не очень. Но немного теплее, думаю, чем здесь, – вздохнула Вендела.
Хельга кивнула. Никто больше ничего не говорил, и уставшие за день работники набросились на еду. Каша оказалась горячей и приятно жгла грудь. Она не была ни соленой, ни сладкой, почти совсем не имела вкуса, зато уже после нескольких ложек живот не сводило судорогой. Братья ели быстро, как будто их морили голодом целую неделю; Кэрита улыбалась чему-то своему и, не торопясь, отправляла в рот ложку за ложкой. Хельга смотрела на детей.
Здесь, в этой комнате, Венделе показалось, что она наконец поняла Кэриту. Поняла, что она много говорит, потому что ее никто не останавливает. И свой неиссякаемый позитив она тоже берет отсюда. Как и ее братья, подшучивавшие друг над другом и над сестрой в течение всего вечера. Потому что трудно без позитива, когда на ветхом столе одинокая каша, которую ели и на завтрак, и на ужин. Обеда не было. Когда стены почерневшие, когда рубашки в заплатках. Эти люди были семьей. Но не такой, как семья самой Венделы. Они учились делать радость из того, что увидели друг друга после тяжелого дня.
