– Глаз они не задели. – Доменика сняла фартук, засунула содержимое карманов за пазуху, оставив розовые ракушки на песке. После чего сложила фартук в несколько слоев. – Вот. Приложи это к ране и сильно надави. Надо остановить кровь. – Она помогла Сильвио подняться. – А рану зашить.
– Нет! – закричал Сильвио.
– Она глубокая. Так что придется. Я тебя отведу.
Синьор Анибалли наблюдал, как Доменика помогла Сильвио подняться по ступенькам, и оба скрылись за гребнем песчаного холма. Он достал из нагрудного кармана жилета монокль и приложил к правому глазу. Потом развернул карту, которая, похоже, ничуть не пострадала после того, как мальчишка стащил ее из витринного шкафа в библиотеке. Принцесса Полина Бонапарт Боргезе поручила составить эту карту, когда ее брат Наполеон даровал их сестрице Элизе титул великой герцогини Тосканской. Анибалли решил, что отныне он будет запирать все шкафы.
Сворачивая карту, Анибалли разглядел на ней изъян. На пергаменте виднелась темно-бордовая точка размером не больше точки в конце предложения. Il bastardo все-таки оставил след на официальной карте Виареджо.
Молодой доктор взял пресс-папье и промокнул влажные чернила, проставив в журнале дату: 15 июля 1920 года. Доктору было около тридцати, но из-за залысин и очков с толстыми стеклами он казался старше. К счастью, Dottore[47] Армандо Претуччи находился в своем кабинете на виа Сан-Андреа, а не в больнице в Пьетрасанте, когда Доменика Кабрелли толкнула локтем дверь и помогла Сильвио Биртолини войти внутрь. Мальчика уже начало трясти от вида собственной крови, пропитавшей его рубашку и фартук Доменики.
– Не смотри. Раны на голове всегда сильно кровоточат. Это не страшно, – успокаивала его Доменика. – Dottore, у моего друга хлыщет кровь. Его нужно зашить.
Претуччи тут же взялся за дело. Он уложил Сильвио на смотровую кушетку, прижал к ране толстый кусок чистой марли и прикрыл глаза мальчика фланелевой тканью, прежде чем поднести лампу поближе к его лицу. Доменика забралась на стоящий рядом табурет, чтобы понаблюдать.
– Ты права насчет головы, – поддержал девочку Претуччи.
– Что она кровоточит сильнее всего? Я знаю. – Доменика пристально смотрела на рану Сильвио.
– Что произошло? – поинтересовался Претуччи, осторожно промокнув кровь, чтобы оценить глубину раны.
– В него попали камнем, – объяснила Доменика.
– Ты?
– Нет, что вы. Он мой друг.
– Значит, камень кинул враг?
– Мы не знаем, какой именно.
Доктор обратился к Сильвио:
– То есть враг у тебя не один?
– Их много, – прошептал Сильвио.
– Наконец-то пациент заговорил. Как тебя зовут?
– Сильвио Биртолини, Dottore. – Голос мальчика дрожал.
– Где работает твой отец?
Прежде чем Сильвио успел что-то произнести, Доменика выпалила:
– Его отец умер. Мать работает в церкви.
По одежде мальчика Претуччи вполне мог понять, что платили матери гроши.
– У тебя есть братья и сестры?
– Нет.
– Он один. Не считая меня, конечно. Мы дружим с пяти лет.
– Почти всю жизнь, – заметил Претуччи.
– Так и есть, Dottore. Я могу чем-то помочь? Принести чистой воды? – Доменика огляделась вокруг. – А чистые тряпки? Они у вас есть?
– Бинты в шкафчике чистые.
Претуччи сам стирал бинты и вывешивал их сушиться на солнце. Он не мог позволить себе помощницу. Он открыл амбулаторию в Виареджо, чтобы лечить местных корабельщиков, моряков и рабочих с шелковой фабрики. Большую часть времени посвящал общей практике, приходя к больным домой. Вернувшись после учебы в университете Пизы, он не уговаривал прийти к нему на прием ни одного пациента из Пьетрасанты или из Виареджо. В этом не было нужды, они всегда находили его сами.
