Умываюсь, расчесываюсь, одеваюсь. На улице — темень. На часах — три утра. Давлю зевок и тихонько выхожу из комнаты, чтобы ненароком не хлопнуть дверью.
Воспоминание 95
Костя ждет меня у лестницы на пересечении женского и мужского коридоров. Подпирает плечом стену, сложив руки на груди и явно, как и я, клюя носом. Да уж, встать утром для нас обоих станет проблемой.
— Ты чего тут на виду торчишь? — шиплю на него. — Вдруг кто увидит?
— Кто увидит? — Холостов дарит мне мученический взгляд. — Спят все.
Я бы тоже поспала. Вздыхаю. Только чем больше мы будем тянуть, тем больше сотрутся возможные следы преступника, убившего Руслана. Вчера, кстати, по дороге из библиотеки проверяли лабораторию — на лопате и без света. В общем, куда ни ткнись, там тупик. Так что решили действовать по ранее придуманному плану.
Направляемся в мужское крыло, которое Косте, по сути, и покидать не было необходимости. Но все-таки встретил, ценю.
Расположение бывшей комнаты Любимова после нашей страшной находки тем утром я, кажется, запомнила на всю жизнь. Так что даже отсутствие именной таблички не может сбить меня с толку. Теперь я подпираю стену, пока мой сообщник (ну а как мы выглядим со стороны?) разбирается с замком. Повезло мне все-таки с его талантами. Долго бы я придумывала, как вскрыть дверь подручными средствами.
Замок, наконец, щелкает, и мы оба замираем в ожидании других открывающихся дверей — вдруг звук вышел слишком громким, и кто-то проснулся? Я уже даже кручу в голове версии, что делать, если это произойдет. Бежать к лестнице или бросаться в объятия к Холостову, делая вид, что мы совершаем совместное путешествие в его спальню? Внутренне сжимаюсь от такого предположения.
Но нет, мои молитвы услышаны, а все наши сокурсники мирно спят; в коридорах тихо.
Холостов проходит внутрь первым. Я медлю на пороге. Знаю, конечно, что в комнате никого нет, но все равно не могу отделаться от ощущения, что мы войдем, а он там — висит.
— Лер, — шепотом зовет меня напарник.
И мне приходится войти.
Свет не включаем. Вряд ли кто-то дежурит под окнами снаружи и заметит, как зажглось освещение в пустующей комнате. А вот если кому все же вздумается выйти в коридор, то на свет из-под двери вполне могут обратить внимание.
Костя вешает над нами в воздухе свое персональное «солнце», и, так как помещение небольшое, оно почти полностью озаряется тусклым, но достаточным, чтобы не натыкаться на окружающие предметы, светом.
— Шкаф, стол, — рассуждаю вслух.
— Под матрасом, под кроватью, — поддерживает Холостов, потом усмехается, оценив ситуацию. — Мы реально как два взломщика-рецидивиста.
Корчу ему гримасу, не заботясь о том, увидит ли он ее в полумраке, и решительно распахиваю дверцы шкафа. Отшатываюсь.
— Почему они не убрали его вещи? — голос выходит каким-то придушенным. Неправильно и неловко смотреть на излюбленную белую куртку Русика, висящую на первых же «плечиках», словно в ожидании своего хозяина. Выходит, убрали с вешалки с крючками возле двери и просто повесили все шкаф? Или сам Любимов убрал ее заранее? Не помню, что висело в тот день на виду… кроме него.
— Не заморачивались, — Костя реагирует на вещи не так бурно. — Навряд ли его родители интересовались одеждой.
Очень хочется захлопнуть дверцу и больше никогда не подходить к этому треклятому шкафу. Но зачем мы тогда здесь? Вздыхаю и раздвигаю вешалки с куртками и рубашками. Ощупываю заднюю стенку — ничего. Проверяю полки с обувью — тот же результат.
