И в этот момент меня ослепляет ярким светом. Отшатываюсь, прикрывая глаза рукой и выпуская из хватки Людкины кудри.
— Что здесь происходит? — еще ни разу не слышала у нашего директора такого тона. Пробирает.
— Станислав Сергеевич! — тут же бросается к спасителю Аршанская. Правда, первые полметра совершает на четвереньках. — Она… Она…
«Ее», то есть меня сейчас вышвырнут из Сурка, понимаю, чувствуя какое-то опустошение. Князев приглушает свет, бьющий в палатку прямо из его ладони, и теперь я могу нормально видеть. Директор в наскоро накинутой рубашке, застегнутой набекрень и не на все пуговицы, волосы всклокочены. За его плечом встревоженная Вера Алексеевна с лямкой майки где-то в районе локтя.
— Что там? Кто напал? — доносится снаружи голос приближающегося завхоза.
— Все живы? — Жанна.
— Помощь нужна? — еще мужчина, видимо, медик.
А Станислав Сергеевич так и стоит «в дверях» и словно не может поверить своим глазам.
— Лера? — теперь голос звучит вопросительно и даже ласково, будто с буйнопомешанной разговаривает — вдруг кинется. Да уж, представляю, как это выглядит со стороны.
А что я скажу? Что запаниковала и действовала на инстинктах? Что, вообще-то, это моя палатка, и это Аршанская в нее приперлась наводить разборки, а не наоборот? Что она меня чуть сдуру не придушила, заигравшись? Да что тут скажешь-то?.. Поэтому просто дергаю плечом.
— Антон, Лариса, у нас раненые! — громко произносит директор, так и не дождавшись от меня объяснений. — Люда, пойдем, тебе помогут, — уже негромко и заботливо — Аршанской; поддерживает под локоть. Людку бьет крупной дрожью, и, кажется, она не придуривается.
А я так и стою посреди палатки в пижамных шортах и майке и даже не чувствую ночного холода. В голове пусто до звона. Доза адреналина, выброшенного в кровь, видимо, снижается, дыхание выравнивается, и мне уже привычно хочется провалиться сквозь землю.
Аршанскую уводят медики. А я так и стою. И Князев стоит, смотрит осуждающе, давит взглядом. Отвожу взгляд — ну да, переборщила.
— Ой, а что случилось? — раздается с улицы голос Глотовой, и директор, наконец, перестает испепелять меня взглядом.
— Полина, ты где была?
Пауза. Видимо, девчонка теряется от такого напора.
— В... туалете… А что здесь?..
Князев снова оборачивается ко мне.
— Завтра поговорим, — припечатывает, для пущего эффекта погрозив пальцем. — А сейчас всем — спать!
— А можно?.. — толком не слышно, но, кажется, Полина теперь боится находиться со мной рядом.
— Пойдем, пойдем… — тут же жалеет ее кто-то из женщин.
Аллес капут, товарищи.
Закашливаюсь, обхватив руками поврежденное горло.
19. Глава 19
Воспоминание 87
24 мая
Сижу на самой окраине поляны, подтянув колени к груди и обняв их руками. Здесь оказался маленький ручеек. Рекой это и в бреду не назвать, и толку от него — чуть, но журчание бегущей воды успокаивает. Сейчас время завтрака. С центра поляны слышатся громкие голоса и веселый смех.
Я не пошла завтракать, не то что меня не пустили бы к столу или директор затеял бы разборки по поводу вчерашнего у всех на глазах и спозаранку, но мне самой кусок в горло не полезет. Да и болит это горло до сих пор. Надо бы к медикам, они бы мигом вылечили мою шею, как нос Аршанской еще ночью, но заставить себя не могу.
Как они вчера на меня смотрели — даже мысли не допустили, что жертва в данной ситуации не блондинка со сломанным носом. Кто пролил больше крови, тот и не виноват, так что ли? Противно. Презумпция невиновности? Не, не слышали.
