Дочь хозяина Руси - страница 24




Прочитав эту приписку, Иван Васильевич был охвачен гневом.


– Не уберёт Александр сию приписку, расторгну договор! – говорил возмущённо он. – Не позволю Олёнушке стать вероотступницей. Моя дочь должна служить Руси православной!


Князь Александр, как будто пошёл на уступки, пообещал прислать другую грамоту. Тринадцатого августа прибыл в Москву литовский посол Ян Хребтович, который был уполномочен вести переговоры о свадьбе. Но он привёз ту же грамоту с теми же поправками Александра о «римском законе».


– Видимо наша новая польская родня не может примириться с тем, что княгиня Великого Княжества Литовского будет православной? – криво усмехнулся Иван Васильевич, гневно глядя на посла.


– Наш Великий князь Княжества Литовского Александр чаял, что великий князь Иван Васильевич полюбит эту строку! – молвил посол Ян Хребтович, выдержав этот гневный взгляд государя, смело глядя ему в лицо.


– Коли государь ваш не даст нам грамоты в первом написании нашем, дочь я не отдам за него, – сказал хмуро Иван Васильевич.


Посол отбыл из Москвы, обязуясь передать слова Ивана Васильевича Великому князю литовскому. А Иван Васильевич никак не мог успокоиться, когда речь заходила о его будущем зяте. Жаль было дочь отсылать в чужие края с иным жизненным укладом, знал, что обрекает её на одиночество, но прежде всего за интересы государства своего радел.

Только четырнадцатого ноября в Москву прибыл посол от Великого князя литовского. Он привёз-таки подписанную Александром грамоту без всяких оговорок. Посол предложил прислать посольство за Еленой Ивановной к Рождеству. Иван Васильевич, наконец, усмирил себя, богато одарив посла, отпустил со словами:


– Зело добре, ежели панове к нам по нашу дочерь прибудут на Рождество Христово.

Сказал, чувствуя внутри себя пустоту и одновременно протест, знал, что неминуемо приближается роковой момент, когда надо будет разорвать душу и принести её часть в жертву.


– Слава богу, Олёна ещё с нами, –говорила Софья Фоминична, сидя за праздничным рождественским столом. Жаль отпускать её – родное дитя.


– Да, зело жаль, – отозвался Иван Васильевич, понуро опустив голову.

В этот момент он показался Софье старым и беспомощным. Куда девалась его уверенность и твёрдость. Она лучше всех понимала, что человеческие чувства не чужды её могущественному и порой очень жестокому мужу, перед которым трепетали от страха многие его приближённые. Да и у неё иногда от его голоса пробегал по спине холодок. Она понимала, что ему больно, очень больно расставаться с любимой дочерью, и что эта боль объединяет их таких разных и часто непримиримых друг с другом людей. Её взгляд смягчился, ей безумно было жаль его, да и себя тоже, она мягко произнесла:


– Даст бог, всё будет хорошо. Ничего не деется без воли божьей. Мы перетерпим всё это, лишь бы ей было хорошо.


Он почувствовал, что жена старается его утешить, и благодарно кивнул головой.


Но прибыть на рождество Христово за невестой, как намечалось, у послов Великого князя литовского по разным причинам не получилось, хотя он и прилагал все усилия для этого. Прибыли послы только шестого января на Крещенье. Во главе посольства были: Виленский воевода князь Александр Гаштольд, наместник Гродненский князь Александр Ольшанский с сыном Станиславом, наместник Полоцкий Ян Забрезинский, наместник Браславский Юрий Занович, а с ними многочисленная свита. После празднования крещения послы были допущены пред очи Ивана Васильевича.