Алексис рассмеялся, вновь наполняя бокал белым илладийским. Всё же женское внимание льстит. Даже откровенно назойливое и совершенно не нужное. Греет сердце – что уж врать самому себе. Если дама – красива.
Кузина постучала после девяти. В Мидантии в это время беседовать наедине с незамужней девицей запрещено строжайше. Особенно если в комнате есть кровать. Или диван, или софа.
Будто средь бела дня, с замужней дамой или вдовой уж точно никогда и ничего произойти не может. А кровать нельзя заменить креслом. Или столом.
Какое все-таки счастье, что здесь - Квирина! С ее раз в квартал меняющимися императорами, общими стадионами и свободой бесед наедине. Хоть вечером, хоть утром, хоть ночь напролет…
Сестренка принесла целый поднос корзиночек по-сантэйски. Алексис по достоинству оценил любезность. Сама Валерия сладкое ненавидит, предпочитая фрукты. Любые. Особенно гранаты. Яркие, спелые… как губы мачехи. Платья у нее светлее. А вот у самой кузины…
То-то в комнату гостя слуги любимых плодов Валерии занесли три вазы… А вот корзиночек – ни одной. Наверное, посчитали, что мужчине незачем.
Очень не по-квирински, кстати. Хотя дядя всегда был со странностями.
Итак, обмен состоялся. Валерия с удовольствием разломила кроваво-алый ужас – аж смотреть терпко. А Алексис впился зубами в любимое засахаренное лакомство.
И все-таки счел нужным выяснить квиринские правила приличия для юных девиц. И различия с мидантийскими. В тонкостях.
- Не бойся! – рассмеялась сестренка. – Во-первых, ты прав: жениться на мне после этого разговора ты не обязан. С тех пор, как у нас пошла императорская чехарда, – все прежние правила полетели к змеям.
- А если чехарда прекратится? – уточнил Алексис.
Не то чтобы он совсем против брака с кузиной… когда-нибудь. Но вот скоро… да еще силком!
- А некоторые старики и долдонят, что прекратится. И не пускают дочерей даже на улицу – не то что на стадион.
- А тебя пускают?
- Попробовал бы кто не пустить! – фыркнула Валерия. – Так что я туда хожу. И моя репутация для будущих времен уже безвозвратно утеряна. Навеки.
Звонко рассмеявшись, кузина потянулась к графину и дерзко плеснула полный бокал неразбавленного. Смелая девушка – смелее многих вдов.
- А во-вторых? – напомнил мидантиец, подливая и себе.
Пить в обществе Валерии – куда приятнее, чем в дядином. И в отличие от тетиного – безопаснее.
- А во-вторых, - еще звонче рассмеялась кузина, - отец по вечерам не просыхает в кабинете. А мачеха еще три часа назад умотала на прием. Вернется утром. Часам к семи-восьми. Так что можешь спать спокойно – никто ночью не вломится.
Надо бы радоваться. А Алексису вдруг стало не по себе. Муторно как-то и тошно. И почему-то жалко Валерию.
Хотя, с чего жалеть? Сестренка – куда счастливее запертых по особнякам и поместьям мидантийских девиц. И девиц всех прочих стран.
Кроме разве вольного острова Элевтерис.
- Тебя еще не вывозят в свет? – поинтересовался юноша.
Знал бы отец, чем сейчас занимается сын, – за голову бы схватился. Полугода не прошло, как попался с той вдовой, – и уже распивает вино, запершись в одной комнате с незамужней девицей. В спальне! Вдобавок – в час, когда почти вся Квирина уже дрыхнет сном праведников.
- Нет. – Валерия определенно любит смеяться. Знает, какой у нее красивый голос и как ей идет улыбка? Осторожно, Алексис! – Но у нас «еще» не говорят. В Сантэе могут вывезти и в одиннадцать.
