Вместо нее у Анж древний художник - гений или безумец. Тот, кто ушел в Светлый Ирий давным-давно. А может, даже улетел. Легенда загадочно умалчивает.
- Мать-настоятельница! Откройте! Слышите?
Мать. Мать никогда не бросит детей. Но их могут и пощадить. А вот ее – уже нет.
И монастырь никогда не был ее личным выбором.
Вот и потайная дверь. Через старый шкаф. Обнаружена давным-давно.
Потому Анжелика и выбрала эту келью. Были ведь и удобнее. Но бывшая пленница так любила порой выбрести ночью на крышу.
Темная лестница на пыльный чердак, еще более узкая – на широкую крышу. Под клонящееся к закату солнце. Слишком медленно.
Всё, дальше бежать некуда.
Прощайте, любимые книги и чертежи. И как же далеко еще спасительные сумерки! И свободная Иза.
Зато рукотворные крылья – вот они. Не алые, а черные. Цветов многоликой Мэндской ночи. Других здесь просто не найти. Не родной дом.
В монастыре ведь не любовь, а вечный траур.
Но здесь тоже можно не спать ночами. И мать-настоятельница живет в келье одна. Хоть какая-то привилегия. Из тех, что и впрямь необходимы.
Как легко продеть руки в раму. Под свист вольного ветра. Под собственное бешено колотящееся сердце.
Решилась бы она вот так рискнуть жизнью – если бы не крайняя необходимость?
Иза вот так же в пятнадцать лет шагнула во тьму. Неужели Анжелика теперь струсит в двадцать три?
Сестра была права – когда твердила, что может не успеть спасти ее. Значит – теперь спасайся сама.
Смерть или свобода. Чтобы помочь хоть кому-то – нужно выжить самой. А для этого – рискнуть. Всем. Теряешь-то тоже – всё.
И еще легче оказалось шагнуть в пропасть. В ледяные объятия ветра… Взлететь. Не вверх, так вниз.
Внизу – каменные плиты. Упадешь – разобьешься насмерть. Тоже свобода. Не хуже участи, уготованной убийцей невезучего Алессандро. В грядущую ночь Великой Мерзости, чтоб ей!
Ветер качнул Анж, весело надул черные тряпки…
И понес ее прочь. Медленно набирая высоту. Оставляя башенки монастыря внизу. И любимую привычную крышу. Самую любимую – в нелюбимом месте.
Анж и впрямь летит! Потому что на раме не «тряпки», а и впрямь – крылья. Художник не солгал и не ошибся!
И пронзительно заныли мышцы рук. Тренировала их, тренировала, но для такого – недостаточно.
Беглянка летит. Ввысь и прочь. Под яростные крики солдатни. Под вопли: «Ведьма!»
Конечно, ведьма. Не монахиня же, в самом деле. Они не летают. И уж тем более – не мастерят сами крылья.
Повезло, что ветер обвил юбки вокруг ног. Мог ведь и задрать. На радость солдатне внизу.
Под их бессильные вопли.
И под одиночные – уже не бессильные! - выстрелы. Быстро же они опомнились.
Потому что летит беглянка слишком медленно. Ветер никуда не торопится. По примеру солнца. Им обоим - незачем.
А вот пули точно поспешат. И догонят.
Боль обожгла спину, левое ребро, правый бок… Мир закружился ледяным вихрем, осталось только упасть… но ветер не подвел. Хоть в этом. Ему ведь всё равно, кого нести – живую или мертвую.
Ведь сама же решила: смерть или свобода. Главное – не змее на корм, правильно? Не конечная гибель души и торжество проклятого дяди?
Только бы выдержала рама. К счастью, стреляли в беглянку, а не в крылья. Предпочитали убить, чем упустить.
А теперь Анжелика уже недосягаема.
Позади остается город в темно-багряной дымке. Самый подходящий цвет – для того, что в нем творится. Спасительная ночь никак не падает на город, зато воцарилась перед глазами.
