Чутье не обмануло.
Вильцев никогда не был нормальным!
На экране высвечивается сообщение от Геннадия.
"Мы с Никой в больнице. Зай, пожалуйста, прости. Нас на дороге фура задела".
4. Глава 4
Сердце ухает куда-то в пятки.
“Фура задела” - эти слова словно лезвием меня полоснули.
Подбегаю на негнущихся ногах к лифту.
- Вы где, Ген? - выдаю спустя несколько секунд, но получается совсем бессвязно. - В какой больнице?
- В Семашко, - выдавливает из себя. Слышу, по голосу, что он там корчится от боли. - Короче, приезжай, Ань…
- Стой! Не клади трубку! Скажи, что с дочкой? - выпаливаю, как из пулемёта. Знаю, он огорчится, что не спрашиваю о его состоянии, но всё, о чём могу сейчас думать - это моя Ника.
Захожу в лифт, не прощаясь с опешившим Вильцевым и его невестой.
Гена молчит.
Секунда… Две…
- Ген? Ген, ты меня слышишь? - кричу в трубку. Отрываю аппарат от уха - связь не прервана, но плохой сигнал. Совсем нет звука.
Пока кабина достигает первого этажа, мне кажется, я поседею от страха за дочь.
Перезваниваю.
Абонент недоступен.
Чёрт!
Тыкаю по кнопкам - пальцы, словно брёвна. Трясутся и не гнутся.
Вызываю такси и выбегаю на мороз - ждать проклятые двенадцать минут до его прибытия.
Не перестаю набирать Гену на протяжении всей поездки. Меня чуть не колотит от страха и неизвестности. Ещё водитель оказался болтливым. Не переставая трындит про пробки и описывает подробности ремонта дороги на Кутузовском.
- Послушайте, у меня дочь в аварию попала! Можно просто помолчать? - рявкаю на него.
Нервы, будто натянутые ниточки. Ещё чуть-чуть и порвутся.
Таксист затыкается, но перед этим считает необходимым добавить:
- Соболезную. Да, гололёд. Тоже видел час назад фуру и серый BMW под ней. В лепёху просто.
Стараюсь унять дрожь в руках, а всю оставшуюся дорогу у меня в мыслях теперь крутятся его слова “в лепёху”. Понимаю, что серых BMW в Москве тысячи, но гадкое предчувствие всё равно не отпускает.
Врываюсь в приемное отделение... вихрем.
Хватаю первую попавшуюся медсестру и начинаю на эмоциях:
- Девушка! К вам мою дочку привезли! После аварии! Где-то час назад. Терехова Вероника. Где она? Что с ней?
Слёзы градом, пока произношу всё это. Как же страшно. И холодно отчего-то.
- Присядьте. Сейчас позову доктора, - и уходит.
Через какое-то время передо мной появляется человек в белом халате, судя по бейджику врач.
- Здравствуйте! Кем вы приходитесь девочке? - пристально смотрит на меня.
- Мамой! - практически выкрикиваю.
Пытаюсь найти в сумочке паспорт, но руки не слушаются.
“Блин!” - крутится на периферии сознания: “Я ж ведь еще там виолончель забыла”
Минус куча денег и маленький трофей для Вильцева. Впрочем, какая сейчас разница?!
- А возраст? - как будто подсказывает врач.
- Пять! Пять лет!
Фыркает.
Вздергиваю голову. Такая реакция от медика кажется мне сейчас максимально неподходящей. Волна раздражения поднимается до горла.
- Да как…
Взглядом указывает на герб больницы, укрепленный на стене.
- Взрослый стационар, - поясняет медик. - У нас нет никого младше восемнадцати лет.
Эта информация как будто почву из-под ног выбивает.
- А где… она? - шепчу похолодевшими губами.
- Вам должны были сообщить.
- Кто? - выдыхаю.
- Экстренные службы, - отводит взгляд. - В зависимости от состояния. Скорая или…
Мне не надо чтобы он договаривал.
Теперь я уверена: у меня еще точно никогда не было худшего предновогоднего концерта.
