Дочь пастора - страница 2



Однажды вечером, будучи уже в постели, но продолжая ещё раздумывать о дочери, пасторша сообразила, что лучше всего отдать Элли в какой-нибудь пансион. В те времена священники отдаленных от городов приходов очень редко давали своим дочерям школьное образование, и мысль пасторши могла показаться совсем неожиданной. Тем не менее, инстинкт подсказывал ей, что это единственный способ разрешить задачу о воспитании своеобразной девочки. В этот вечер она не захотела будить уже заснувшего мужа, а к утру решимость так ослабела в ней, что она снова начала колебаться.

Положим, ясно, что для Элли было бы полезно разлучиться на некоторое время с родителями, да и поучиться кое-чему не мешало бы ей. Немало девочек получают уже такое же образование, как мальчики, и, если отнестись к делу беспристрастно, то в этом нет ничего нелепого. Почему способной девушке не учиться столько же, сколько приходится учиться даже неспособному мальчику? А Элли – очень одарённый ребенок, хотя не особенно способна к рукоделию и хозяйству. Почему не попытаться?

Пасторша наперёд знала, что скажет отец, и целый день обдумывала свои возражения. Тем не менее, она совсем потерялась, когда он вскричал с удивлением:

– Как, Элли отправить в пансион? Но почему же ей не оставаться в родительском доме? Разве её не учили читать и писать, сколько это необходимо для женщины? От дам не требуется особенных знаний, не требуется даже знания орфографии. Столько-то и родители могут ей преподать! А каковы эти новые школы – это ведь еще неизвестно. Нельзя же делать сомнительные опыты над родной дочерью!

– Но сам же ты видишь, какой у Элли своеобразный характер! – возразила мать. – У неё нет никакой охоты к домашнему труду, и мне пришло в голову, что школьное образование…

– Ничего хорошего не дало бы ей! – перебил пастор. – В этом я совершенно уверен. Поверь, я понимаю женщин лучше, чем вы сами!

Сказав это, пастор повернул спину и ушёл по своим делам, а пасторша не решилась настаивать на своём, и тем дело кончилось.

Но вот однажды приехали в пасторат важные гости. Их появление произвело тем большее впечатление, что приехали они в коляске, запряженной почтовыми лошадьми.

В коляске сидели пожилой господин и дама, а против них, на переднем сиденье, помещалась нарядно одетая девочка в соломенной шляпе, с цветами на шляпе и в руках. Элли с удивлением смотрела на приезжих с кухонной лестницы, на которой стояла в то время, как экипаж незнакомцев вкатил на двор и остановился перед парадным подъездом.

Отец выбежал встречать гостей, и никогда еще Элли не видела его таким проворным. Он быстро открыл дверцу коляски, помогая даме выйти и поцеловал ей руку. Потом он стал пожимать руки приезжему господину, и все трое говорили и смеялись одновременно, так что Элли самой стало смешно и пришлось прикрыть рот уголком передника. Но всего более удивило её то, что отец склонился к приезжей девочке, улыбался ей и спрашивал её, точно взрослую, не устала ли она после путешествия, на что она, в самом деле, точно большая, отвечала, что не особенно утомилась.

В то же время появилась мать и стала приветствовать гостей, как Элли показалось, застенчиво. Притом, пожимая руку даме, она присела, чего дама отнюдь не сделала, а поклонилась только кивком головы. Затем отец распахнул обе половинки парадных дверей, с поклоном растопырил руки и пригласил гостей войти. Первой вошла дама, за нею девочка, потом отец и чужой господин; мать вошла последней и тотчас же снова вышла, поспешно направляясь в кухню.