Дочь пастора - страница 5



– А как она называет тебя, когда ты ведешь себя дурно?

– Никогда этого не бывает! Тётя всегда говорит, что я лучшая воспитанница во всем пансионе. Я ведь первая в своём классе.

– Как это – первая?

– Разве ты не понимаешь? Разве ты не бывала еще в школе?

– Нет, не бывала.

– Жаль, что ты не была. – Хочешь, мы пойдем в сад нарвать цветов для моей куклы… Анны. Есть у вас розы? Анна очень любит розы.

– Нет, роз у нас нет. Но если хочешь, мы нарвем цветов гороха.

– Анна презирает такие цветы…

– Ну, так пойдем посидеть в лодку. Хочешь?

– Надо спросить позволения у мамы. Я ничего не делаю без позволения. Я сейчас сбегаю…

– Нет, я не пойду с тобой, если ты скажешь родителям.

– Почему?

– Да так! Я никому не говорю о том, что мне нравится.

– Послушные девочки всегда спрашивают позволения, когда идут куда-нибудь! – наставительно заметила Тира.

Элли посмотрела ей в лицо, помолчала немного и проговорила:

– Ты кривляка!

– Ну, так я уйду к своей маме и возьму с собой Анну! – сказала оскорбленная гостья и убежала прочь.

Девочки так и не подружились, хотя пастор употребил в дело весь свой авторитет отца, чтобы принудить Элли быть любезнее с гостьей. По его мнению, Тира была идеалом хорошо воспитанной девочки, а его собственная дочь – олицетворением невоспитанности. В этом он убедился, сравнивая детей между собою. Одна была любезна и умела понравиться всякому; на все вопросы она отвечала находчиво и учтиво; манеры её были изящны… У Элли вернее всего вовсе не было манер! Контраст в особенности бросался в глаза за столом. Тира внимательно следила за тем, чтобы во-время услужить старшим, и угодливо подавала каждому то, в чем он нуждался. Элли, наоборот, ни о ком не заботилась…

Отец стал громко восхищаться любезностью чужой девочки и посоветовал Элли брать с неё пример. Тогда Тира стала еще предупредительнее и так усердно прислуживала за столом, что сама не успевала есть. Её матери пришлось напомнить ей, что не следует забывать и себя…

– В пансионе в них очень тщательно развивают предупредительность, – пояснила она, обращаясь к пастору. – Это так необходимо в хорошем обществе…

Гости оставались в пасторате несколько дней. Когда наконец они собрались уезжать и сели в экипаж, не поцеловав Элли, она не только не обиделась, а почувствовала такое облегчение, точно расставалась с притеснителями.

Отец хлопотал вокруг коляски, собственноручно запер дверцу и пошел рядом с экипажем до самых ворот. Элли слышала, как он говорил Тире на прощание, что боится, не проскучала ли она все эти дни, за неимением подходящего общества…

Но все это казалось Элли ничтожным в сравнении с радостью избавления, и, гости не успели ещё выехать за околицу, как девочка сидела уже в лодке и подбрасывала веслом воду высоко, высоко, пожалуй выше рыболовного сарая. Только теперь она чувствовала вполне, что гостей уже нет в пасторате!

Между тем отец запер за гостями ворота, вернулся в свой кабинет и, закурив трубку, начал задумчиво прохаживаться взад и вперед по комнате. Затем он сел в качалку и позвал мать.

– По-моему, – сказал он, – надо теперь же, осенью, отправить Элли в школу. Что бы ты ни говорила, а ей это необходимо! Дома она никогда не выучится вести себя, как следует. Ты видела, как она держала себя с гостями. Приходилось краснеть за неё… Сомневаюсь, чтобы можно было исправить её даже в школе. Но приходится сделать всё возможное…