– Ты прав, Мохтерион.
– Я не очень хорошо понял, что он сказал, – обратился Номей к Менестору, имея в виду Подмастерья.
– Самая большая опасность, вернее, неудача человека не в том, что судьба обделяет его победами, а в том, что она осчастливливает его неспособностью к поражению, – внес еще большую путаницу Мохтерион.
– Несчастен тот, кто ни разу не побеждал в жизни, – не скупился на урезывание излишков половой энергии в пользу мыслительной Менестор. – Чего стоит жизнь такого человека?
– Быть может, ты прав. Но не менее несчастен тот, кто никогда не терпел в жизни поражения, или же так полагает, что не терпел, – отстаивал свой взгляд Мохтерион. – Я не представляю, чего могут стоить его победы."
Номей сам открыл дверь, и Подмастерье поспешил проводить его. Фрин и Вакк погрузились в игру.
– Я не желаю себе поражений, – сказал Менестор вернувшемуся Мохтериону.
– Я присоединяюсь к твоему желанию. Но мы останемся друзьями и в том случае, если я себе не пожелаю побед, – сказал Мохтерион.
– Ты говоришь неискренне, – заметил Менестор.
– Не думаю.
– Тогда желаю тебе успехов, – улыбнулся Менестор, и, подойдя к двери, стал прислушиваться, не подает ли признаков жизни Венафр. – Вот, мерзавец. Еле загнали, а выгнать некому.
– Можно постучать, – по инерции предложил Подмастерье.
– Пусть набалуется досыта, – все еще излучал доброту Менестор. – Сказать – ничего не скажет, но дуться будет до второго пришествия. И Менестору, и Мохтериону ждать было легко, но, как справедливо полагал этот последний, по разным причинам, мало что изменяющим в качестве их долготерпимости."
От Венафра уже никто не ожидал задержки, и его выход вовремя был воспринят как должное.
– Венафр, ты остаешься? – спросил его Менестор.
– Нет. Я пойду. Увидимся завтра.
– Ну как, ты доволен?
– Лучше было бы, если бы ты всю нашу группу разделил на две-три подгруппы, а то получилось так, что все время с ней я чувствовал себя членом коллектива, и, хотя сначала был даже рад, что наконец почувствовал это благо, потом оно мне просто мешало. Я так и не смог избавиться от ощущения, что с ней был не я, а коллектив в лице одного своего представителя.
– Эх, Венафр. Тебе просто захотелось похныкать после совокупления. Что ж, ничего неестественного в этом нет. Печаль к лицу грехопадению.
– Пусть будет так, но это дело явно не по мне. Впрочем, с тем большей охотой желаю тебе удачи!
– Спасибо, Венафр. Твое пожелание я учту."
Подмастерье проводил Венафра, который действительно имел вид утомленного и расстроенного человека. Фрин и Вакк играли, и ничто не свидетельствовало, что их игра близится к концу.
– Ребята! – обратился к ним Менестор. – Закругляйтесь! Здесь пока еще не игорный дом.
– Что ты к нам пристал? – беззлобно ответил Вакк. – Почему ты не спешишь к своей любимице ?
– Пусть отдохнет немного. Заслужила ж она после шестерки каменотесов маленький перерыв, – ответил Менестор.
– Менестор, не беспокойся. К твоему выходу нас здесь уже не будет. Я думаю, мы не очень шумим и не мешаем нашему хозяину, – высказался и Фрин.
– Вас никуда водить нельзя, – рассмеялся Менестор и вышел из комнаты.
Подмастерье подошел к играющим.
– Мы скоро, – сказал Фрин, стараясь не отвлекаться от игры.
Мохтериону стало неловко от того, что его приближение было истолковано как желание поторопить их, что соответствовало истине, и он поспешил перейти в комнату. Пока Фрин и Вакк находились рядом, в ритме ожидания очередного клиента не произошло никаких изменений, но, когда они встали и собрались уходить, Подмастерье мгновенно ощутил одолевающую его усталость, и самым страстным его желанием стало желание скорейшего завершения столь удачного во всех других отношениях марафона.
