После уходя Фрина и Вакка Подмастерье стал приводить галерею в прежний вид, и благотворное занятие легким физическим трудом выручило его и на этот раз. Когда Менестор освободился, Подмастерье, мысленно высчитав, примерно какое время провел он с Аколазией, поспешно извинился, и опять-таки мысленно, перед ним. Менестор был в этот день неуязвим. Сперва, глядя на него, Подмастерье подумал, что у Менестора прибавилось энергии после сеанса с Аколазией, но, почувствовав неестественность такого заключения, и невольно сравнив его с собой, понял, что энергичность Менестора обусловлена утомлением.
– Как Аколазия? Поддерживает репутацию? – спросил он.
– Еще семь раз семерых подкинет, – ответил неунывающий Менестор и потянулся к защелке двери. – До скорого!
– Заходи, Менестор, заходи! Я тебе всегда рад, – попрощался с ним Мохтерион.
Он вошел в залу не сразу. Ему не хотелось встречаться с Аколазией. Медленнее, чем обычно, стеля себе постель, он надеялся, что за это время она успеет не только прибрать залу, но и подготовиться к свиданию и даже уйти. Прислушиваясь к звукам из залы, он представлял себе движения Аколазии, и когда они прекратились, догадался, что зала готова для очередного приема.
Он подождал еще несколько минут, но шагов Аколазии из залы к выходу не последовало. В конце концов, она могла решить воспользоваться своим входом; благо, Детерима могла закрыть за ней дверь. Такое решение было бы вполне разумным. И главное, она имела право поступить так.
Он вошел в залу, подошел к столу, где лежали для него деньги, пересчитал их и, убедившись, что сумма соответствует ожидаемой, поспешил к себе. Без задержки он улегся в постель, намного позже того времени, когда ложился, бывая в режиме, но на столько же раньше по сравнению со временем, когда он занимался с Аколазией древнегреческой философией.
