Булат поднялся на ноги. Подошел к распахнутому окну. Отсюда открывался прекрасный вид. Взгляд мужчины скользнул мимо двора, по которому копошась, как куры в сене, сновали его люди и его слуги, а чуть дальше, шелковым покрывалом, разлилось синее море, уходившее куда-то за горизонт. И, казалось, не было ему конца и края. Булат подумал о том, как быстро оно стало увлекать его на свои просторы. Теперь для мужчины стоять на палубе своей ладьи означало не только плыть на поиски северян. Сама душа радовалась свободному ветру и шелесту волн за кормой. Он не мог не признаться себе, что где-то глубоко внутри был больше похож на ненавистных северян, чем ему самому хотелось бы. Но такого просто быть не могло! Неужели, дед прав?
- Сынок! – позвал его Щетина и Булат резко повернулся к Щетине. Тот сидел вполоборота и смотрел на своего сына, задумчиво поглаживая пальцами резное навершие.
- Хорошо, - внезапно произнес Булат и тут же удивился собственному голосу, произнесшему следующее, - я обещаю тебе, отец, что мое плавание будет последним перед тем, как я остепенюсь. А ты знаешь, своих слов я на ветер не бросаю.
Щетина кивнул и улыбнулся.
Я часто ходила к старухе Хеге, хотя почти никто из поместья не знал об этом. Тропинка, которую показала мне ведьма, была самой короткой. Она шла напрямик через лес и выходила прямо к одинокой избушке. В тот день, сразу после тренировочного поединка между Лорри и ее женихом, я решила сходить, проведать старую ведьму. Заскочив на кухню, стащила пару пирогов, да хлебину из печи. Прибавила ко всему добрый кусок козьего сыра и связку мелкой копченой рыбы, да закинув все в заплечный узелок, поспешила через поле прямо к кромке темного леса, начинающегося за пределами поселения.
Тропинка почти не петляла, но была такой тонкой и заросшей, что становилось сразу же понятно, что по ней мало кто ходит. Я шла довольно быстро, вспоминая сцены из схватки сестры, а затем невольно вспомнила выражение лица Торхельма и внезапно поняла, что отец так просто не спустит Лорри ее выходку. Он определенно ждал, что сестра уступит своему противнику, да ведь только, зная сестрицу, можно было бы и догадаться, что она так никогда не поступит. У неё были свои представления о чести и доблести, порой не совпадающие с отцовскими.
Шагая вперед, слушала завывания ветра в скалах, что находились недалеко внизу, под высоким берегом. Острые, словно торчащие из пасти чудовища исполина. Лес разросся по всему утесу, а к домику Хеге короткая дорога шла именно по плоской вершине.
По спине шлепал тугой узел, набитый съестным. Над головой чирикали птицы, когда я, наконец, вышла к чаще, окружавшей владения ведьмы.
Это был странный лес, вроде бы и мертвый, и живой одновременно. Пробираясь меж деревьев, я чувствовала странную жуть от прикосновения сухих листьев к своей одежде. А когда прядь моих волос, выбившись от быстрой ходьбы, запуталась в ветвях и дернула меня в сторону, я поспешно высвободила ее из плена и наспех запихнула под платок, покрывавший голову, и пошла дальше. Когда до избы оставались какие-то несколько шагов, тишину нарушил перестук копыт, и я присела, прячась от всадника, решившего нанести визит Хеге.
К старой ведьме никто никогда не приезжал просто так, за исключением меня.
Все ее гости что-то хотели от старухи. Молодухи – приворожить парней, или погадать им на любовь, женщины замужние просили за мужей или за взрослых сыновей и дочерей, чтобы боги даровали им милость долгой жизни и счастливого брака. А бывали и такие, что просили извести недруга, но, насколько я знала, Хеге им отказывалась, хотя была в силах удержать черную магию в своих руках.
