Мне ужасно хочется крикнуть в трубку, что это неправда, но… В словах Гранина есть доля истины. Я в самом деле пригласила Иннокентия не просто так. То есть не платила, но ведь использовала служебное положение. Не в личных целях, а чтобы наказать хама и драчуна, только ведь, если по справедливости, мой поступок – нарушение этических норм, как на него не посмотри. Мне становится стыдно. Потому молчу и слушаю.
– …И скажи спасибо, что Климент Андреевич оказался великодушным человеком…
Я раскрываю рот, что выкрикнуть: «Этот упырь – великодушный?!» и снова сжимаю губы.
– …Он не только благодушно принял меня, но и оказал нашей клинике благотворительную помощь. Читала в новостях?
– Да, – выдавливаю от себя.
– Хорошо. Ты должна ценить его поступок: я ему бумажку в рамочке ценой сто рублей, а он нам оборудование на несколько миллионов, – говорит Гранин с нравоучительным тоном. Так, словно я хулиганистая школьница, которая разбила зимой окно в актовом зале, и негде стало заниматься театральному кружку.
– Ты это понимаешь?
– Да.
– Вот и хорошо. Слушай дальше. Мне удалось замять скандал. Конечно, Мураховский со своей стороны тоже предпринял кое-какие меры, и тот блогер больше не станет распространять о депутате порочащие видеоролики.
«Теперь понятно, кто подослал к Иннокентию тех громил с угрозами», – приходит на ум.
– Но теперь наша очередь. Я всё, что от меня зависело, уже сделал. Благодарственное письмо было последним шагом, а прежде мне пришлось задействовать все свои связи, чтобы Мураховский вообще захотел меня принять. И знаешь, зачем я это сделал?
«Чтобы прикрыть свою пятую точку, и она бы не лишилась тёплого местечка», – думаю саркастично.
– И зачем же?
– Чтобы ты могла остаться в клинике и работать дальше, – говорит Гранин. – Но для этого теперь тебе придётся сделать один важный шаг.
– Какой шаг?
– Ты приедешь сюда и лично извинишься перед депутатом Мураховским.
От этих слов у меня перехватывает дыхание.
– Что… что ты сейчас сказал?
– Элли, не делай вид, что на тебя внезапно глухота напала. Ты слышала. Сегодня же покупаешь билет на самолёт, летишь сюда, встречаешься с Климентом Андреевичем и просишь у него прощения. Я буду присутствовать при вашей беседе. Контролировать, чтобы ты глупостей не наделала, зная твой характер, – суровым голосом произносит главврач.
– Никита Михайлович, вы в своём уме? – спрашиваю сдавленным голосом. – То есть я, доктор, которого этот упырь оскорблял вместе с медперсоналом, устраивал тут скандалы и пил, как последний… Я перед ним должна извиняться?!
– Да. Ты всё правильно поняла. Почти. Он не упырь, а эксцентричный человек. Любит выпить. Но нашим пациентам он сделал огромный подарок. Только представь, сколько людей мы спасём благодаря новому аппарату МРТ! Разве этого не стоят твои несколько слов о прощении? – Гранин начинает снова злиться.
– А если этот Мураховский предложит мне переспать с ним за прощение, ты будешь свечку держать? – язвительно спрашиваю, переходя на «ты».
– Не перегибай палку, Элли! – почти кричит главврач. – Ты крупно облажалась! Настолько, что лишь благодаря моим усилиям ещё работаешь в нашей клинике! Я тебе больше скажу: что ты вообще в профессии! От меня требовали тебя выкинуть с волчьим билетом! И ты, при всех своих умениях и талантах, девочка, никогда не нашла бы себе работу в российском здравоохранении! Разве что нянечкой в каком-нибудь интернате для умалишённых! – последние слова Гранин всё-таки не выдержал и проорал в трубку.
