– Нельзя отставлять! – Назимов был категоричен. – С декабря отставляем. То год спасали, то январь… Доотставлялись вот, заказчика дождались. На днях прикатил, шум поднял.
– Тут-то Кренделев про меня и вспомнил, дохлый тепловоз мне удружил?
– Точно. Самолично вчера красным фломастером в новый график и тепловоз этот, и твою фамилию вписал, – пооткровенничал Назимов. – Ухмыльнулся при этом: «Пусть только попробует не сдать!»
– Грозится – значит уважает, – улыбнулся Виктор, умело скрыл от собеседника досаду от услышанного: всё же в глубине души надеялся на положительную перемену в Кренделеве.
– Не уважает, а побаивается, – продолжал откровенничать Назимов. – Знает, что у тебя в Главке кореша есть и ты можешь в отличие от других, в том числе и меня, открыто высказывать своё мнение. Потому и не упустит нужный момент для нанесения удара. Сильно ударит, открыто, показательно для других.
– А ты, коллега, оказывается, тоже психолог! Поздравляю!
– Главное при всём при этом, никто и не подумает, что счёты сводит, – поощрённый похвалой, продолжал Назимов. – В декабре, к примеру, такая возможность ему представилась. Запчасти за год по номенклатуре не получались. Буквально в последние декабрьские дни, в твоё отсутствие, поездил Кренделев по пунктам поставки, уладил всё чин чинарём. Возвратившись, на твою службу полкана спустил: «Оборзели совсем! Зажирели, как коты. Мышей перестали ловить! Из-за вашего безделья здоровье приходится терять. Сопьёшься того гляди. На сухую ведь не столкуешься…» Тебя, естественно, как начальника по запчастям при этом полоскал, обещал за ворота отправить.
– В первый раз слышу, – удивился Виктор. – Не то что разговора, намёка даже на эту тему было.
– А что говорить-то, если вскоре выяснилось, что производственники здесь ни при чём. Сбытовик, кренделевский родственник, при отправке деталей всё напутал. И ничего ему, словно с гуся вода. – Назимов глянул на часы. – Отвлеклись мы, однако, от нашего дохлого тепловоза. Оживлять его придётся. Другого варианта нет. В случае чего обращайся за помощью в любое время суток. Теперь мне дневать и ночевать здесь до конца месяца придётся.
– Постараюсь не тревожить. Не забыл ещё тепловозные ходы и выходы. А ты подшефных своих, командированных Кренделевым, побольше гоняй.
– Вряд ли получится. Скорее, они, как в игре «Что? Где? Когда?», с вопросами за мной будут гоняться…
…Домой Виктор приехал ночной развозкой.
– Давненько так долго не задерживался, – встретила его встревоженная жена.
Он обнял её, пошутил:
– Заходил к одной, засиделся.
– Не нацеловался, что ли? Ко мне тянешься.
– Несладкая попалась…
– То-то, вижу, кислое у тебя лицо. Случилось что?
– Да ничего такого, Валь, кроме дополнительной работы. – Виктор не стал делиться своими производственными проблемами, прошёл в ванную, глянул в зеркало.
– И вправду скис, – удивился своему задумчивому отражению, погрозил ему: – Я тебе! Отставить уныние, раз дохлый тепловоз отставить не удалось.
Он умылся, за чаем полистал свежие газеты, но всё не мог отключиться от событий прошедшего дня. «Да, задал мне Кренделев головоломку, голову сломаешь. Как специально для меня берёг этот тепловоз, ждал, когда к работе приступлю после деревни. Выждал подходящий момент и врезал», – невольно восхитился он Кренделевым. Вслух, уже в который раз за день, произнёс:
– Психолог!
– О ком ты? – спросила пришедшая на кухню жена, не дожидаясь ответа, о своём заговорила, деревенскими проблемами отвлекла Виктора от заводских, словно клин клином вышибла. – Мама за избу сильно беспокоится. Может, съездишь на выходные, посмотришь? Отца заодно проведаешь.
