Долгий путь к себе. Исповедь жертвы абьюза - страница 5
Уже тогда я пообещала себе, что мои дети никогда не увидят меня в таком состоянии.
В эти страшные моменты пьяных домашних разборок Пашка пугался и плакал, а я либо сбегала к бабушке с дедушкой, либо уходила в наш хлев и жаловалась свинье и беременной овечке, либо меня выслушивал мой самый верный и любимый друг – пёс Дик. Я часами могла сидеть возле его будки и разговаривать с ним.
О том, что моими друзьями была свинья, беременная овечка и собака, конечно, никто не знал. Уже тогда животные для меня были спасением от одиночества и душевной боли, моими молчаливыми друзьями, которые не способны предать и сделать больно. Они помогли мне мечтать о том, что когда-нибудь у меня будет свой дом, любящая семья и обязательно домашние животные.
Мама от такой жизни стала часто болеть и в 1991 году легла в больницу. Я, десятилетняя девочка с мечтами о красивых куклах и волшебстве, была вынуждена погрузиться в домашние хлопоты. Уборка, готовка, присмотр за братом, уход за скотом. Конечно, я знала, как это всё делать, так как помогала маме, но я и подумать не могла, что вместо игр и уроков мне придётся самостоятельно справляться по хозяйству. На тот момент мне было страшно за маму, я боялась, что она может не вернуться. О делах по хозяйству я не думала, потому что со мной и братом оставался дома папа. Но это было наивным детским заблуждением.
Папа, как и всегда, вроде и был рядом, но как будто отдалённо. В отсутствиё мамы он стал каждый день приходить выпивший, и хотя все домашние дела я успевала делать сама, выполнять домашние задания в школе и не пропускать уроки, он всё равно был недоволен мною. Я старалась из последних сил, хотела, чтоб папа заметил, какая я умница, столько делаю всего, чтобы оценил, похвалил и разделил со мной эти обязанности, чтобы мы вместе их выполняли. Но отец всё воспринимал как должное, о чём он мне постоянно напоминал. От этого было очень обидно, и я уходила к своим животным и, рассказывая им о несправедливости по отношению ко мне со стороны папы, горько плакала. Мои безмолвные друзья меня слушали, вот только обнять и посочувствовать не умели.
Пока мама находилась в больнице, у овечки появился маленький, кудрявенький, на тоненьких разъезжающихся ножках ягнёнок Яшка. Всё свободное время я проводила с овечкой и её малышом. С большой гордостью потом маме показывала Яшу.
Потом ягнёнок вырос, стал солидным бараном, его шерсть и шерсть его мамы шли на пряжу. Когда пришло время, их убили и пустили на мясо. Эта же участь постигла и ту свинку, которая жила с ними по соседству в хлеву. Жалко их было, я плакала, но родители объяснили, что так надо. Дик дожил до своей собачьей старости и умер. Для меня его смерть была большой потерей, ведь он был мне самым лучшим другом.
Немного позже в посёлке освободился домик побольше, и наша семья переехала туда. Там у меня уже была своя комната, мой уголочек, из которого я не торопилась выбираться. Я была очень спокойной, жила в своём мире, застенчивой, боялась любых обращений ко мне.
Я была удобным ребёнком для своих родителей, поскольку проводила время сама с собой. На родительских собраниях меня хвалили за самостоятельность, иногда мама даже приводила меня в пример Пашке. Это было высшей наградой, и ради неё я продолжала вести себя примерно. От самостоятельности один шаг до одиночества. Учитель литературы не решалась спрашивать меня на уроках и вызывать к доске, поскольку я настолько от этого впадала в ужас и цепенела, что она опасалась, что я потеряю сознание. Этот страх выступления перед людьми сформировался оттого, что дома мне не позволялось высказывать своё мнение. А если я что-то говорила, то это возводилось в глупость и обесценивалось. Я боялась быть осмеянной при всех, боялась, что об этом расскажут родителям, и они тоже будут смеяться надо мной.