Долгий путь к январской реке (из дневников разных лет) - страница 20

Я никогда не видел, чтобы Мидлер был в гневе, в ярости, возмущался, обижался или негодовал. Марк Петрович перевернул мою жизнь. Он безусловно обладал педагогическим даром. Он точно представлял себе, на кого можно кричать, кого можно даже оскорблять, а кого нужно хвалить и вдохновлять. Конечно, были случаи, когда кто-то из учеников не выдерживал пассажей Мидлера, срывал маску и посылал Марка Петровича по известному адресу. Это означало одно: тренер провоцировал ученика нарочно. Он держал его в тонусе.

Ну и, конечно, после того, как СССР приказал долго жить, и Марк Петрович возглавил сборную России по рапире, начался резкий рост наших результатов.

Там же на трибуне Назлымов всех собрал и сказал, что Ибрагимов отдал бой Мамедову. Меня это возмутило. Я и без этого никогда не молчал. Ну и тут встрял: «А что у вашего сборника нельзя выиграть?» Но реакции на мою реплику не последовало.

Позже сижу в гостиничном номере с рапиристами из Баку. Стук в дверь, мелодичный. Стоит Анвар, за ним Асиевский. Тренер очень грозно со всеми говорил, а, заметив бутылки на столе, заключил, что нарушать режим и после соревнований нельзя. Естественно, на следующий день всё стало известно Назлымову, он устроил взбучку. А Мидлер уже улетел в Москву. И когда мы вернулись, Марк Петрович собрал нас пятерых, сказав, что фехтовальщик должен быть умным, чтобы его не поймали на глупостях. И в наказание каждый из нас должен пойти в сберкассу и положить на счёт Фонда мира по 50 рублей. По тем временам это были очень большие деньги – 250 рублей. И условие было суровое: пока не заплатите, тренировок не будет.

Ну мы исхитрились заплатить 50 рублей, скинувшись по десятке. Причём, все бабушки в сберкассе разбежались – им даже представить было невозможно, что здоровые амбалы переводят всего 50 рублей в какой-то Фонд мира. Цифру 2 приписать к 50 было несложно. А вот умудриться добавить прописью «двести» оказалось труднее. Но и с этим справились. Да и Марк Петрович особо не присматривался к квитанции – сделали и сделали.

Мой переход из «Динамо» в ЦСКА совсем не обрадовал Назлымова, который помимо сборной страны возглавлял ещё и армейское фехтование. Думаю, что это было связано не столько со мной, сколько с персоной Мидлера – у Марка Петровича всегда были сложные отношения с Владимиром Аливеровичем.

Человек всё просчитывающий, как и ходы в фехтовании, я понимал, что, пока сборную возглавлял Жданович, мне там не бывать. Но после Олимпиады 1988 года Ждановича уберут, и я смогу вновь попасть в национальную команду.

В январе 1987 в Стайках на турнире сильнейших я был в тройке, а чемпионат страны проходил на сей раз необычно рано – в марте. За вход в «восьмёрку» я боролся с Анваром и выиграл. За нами следили Назлымов, Жданович, Геннадий Сапунов из спорткомитета. И опять повторилась ереванская история: «Ибрагимов сдал бой Мамедову». Никто даже не удосужился вспомнить, что Анвар до этого никогда не попадал в восьмерку на взрослых чемпионатах СССР. Это опять-таки была агрессия против Марка Петровича. За вход в четвёрку выиграл у Паши Соловьёва. Потом уступил Романькову. И за бронзу спорил с Алексеем Швецовым. И победил. Так в 21 год впервые стал призёром личного чемпионата СССР.

Сбор перед традиционным турниром Тарлея проходил в Новогорске. Не было ни Ибрагимова, якобы, наказанного за отдачу боя, ни Мидлера. Нет ни моего друга, ни моего тренера. Прикрепляют меня к Быкову Виктору Харитоновичу. Это был тренер олимпийского чемпиона Володи Смирнова, погибшего на дорожке во время чемпионата мира 1982 года. Увы, я не знал Смирнова. Наверное, он был очень талантливым спортсменом. Так как Быков не мог ему дать ничего. И я с первого же занятия понял это. Их и уроками-то назвать нельзя: какие-то непонятные кувырки, какие-то невразумительные полуфлешки. За этот сбор я кажется разучился вообще делать выпады. Жаловался Мидлеру, но в ответ слышал: терпи, не возмущайся.