– Правда? – Его глаза удивленно округлились.
Я кивнула, Нейт улыбнулся, и от этой улыбки мой пульс бешено ускорился.
– Бортпроводникам приготовиться к взлету, – раздался голос пилота в динамиках.
Кажется, настала наша очередь.
Ближайший бортпроводник велел пассажиру в паре рядов от нас убрать столик, подошел к своему креслу – оно находилось напротив нас – сел и пристегнулся.
Я схватилась за подлокотники. Двигатели взревели, и мы покатились вперед; ускорение вдавило меня в кресло. Туман немного рассеялся, за иллюминатором виднелся край взлетно-посадочной полосы. Я зажмурилась, глубоко вздохнула и открыла глаза.
Нейт повернулся ко мне и вытянул руку ладонью вверх.
– У меня все в порядке, – выдавила я сквозь зубы, стараясь не забывать вдыхать носом и выдыхать через рот.
– Возьми меня за руку. Я не кусаюсь.
Ладно, пусть.
Я вцепилась в его руку, наши пальцы сплелись, и моим влажным ледяным ладоням стало теплее.
– Можешь сжимать крепче. Я не сломаюсь.
– Ты пожалеешь об этих словах. – Я сжала его руку так, что костяшки побелели. Самолет ускорялся, и мое дыхание тоже.
– Вряд ли. – Нейт погладил мою кисть большим пальцем. – Три минуты, говоришь? Первые три минуты после взлета?
– Да.
Не разжимая правой руки, он подставил под нее левое запястье, нажал несколько кнопок на наручных часах и запустил секундомер.
– Вот. Через три минуты можешь расслабиться и не тревожиться до самой посадки.
– Ты очень мил.
Загрохотали шасси; самолет затрясся. Мы набирали скорость. Я так сильно вцепилась в руку Нейта, что, наверное, перекрыла ему весь кровоток, но мне было трудно дышать, и из-за паники я забыла о неловкости.
– Меня много как называли, но милым – еще никогда, – ответил Нейт и тоже сжал мою руку. Мы оторвались от земли.
– Спроси меня о чем-нибудь, – выпалила я, а перед глазами замелькали худшие варианты развития событий. – О чем угодно! – Пульс бешено колотился.
– Ладно. – Он сосредоточенно нахмурился. – Ты замечала, что сосны тоже качаются на ветру?
– Что?
– Сосны. – Нейт взглянул на часы. – Не только пальмы качаются на ветру, но и сосны. Качающиеся сосны очень успокаивают.
– Сосны, – задумчиво проговорила я. – Никогда не обращала внимания.
– А вот. Какой у тебя любимый фильм?
– «Титаник», – автоматически ответила я.
Самолет начал резко набирать высоту. В животе ухнуло.
– Серьезно?
– Серьезно, – закивала я. – Не считая того, что на двери хватило бы места обоим[9], фильм мне понравился.
Нейт тихо рассмеялся и покачал головой:
– Осталось две минуты.
– Две минуты, – повторила я, пытаясь успокоить дыхание и избавиться от комка в горле.
Шансы попасть в авиакатастрофу были ничтожно малы, а я сидела, вцепившись в руку симпатичного незнакомца, который наверняка решил, что у меня не все дома.
– А твое любимое время суток? – спросил он. – Я просто пытаюсь тебя отвлечь.
– Закат. А у тебя?
– Рассвет. Люблю начало нового дня, когда еще не знаешь, что может случиться.
Нейт выглянул наружу, где раскинулось бесконечное серое небо. Я тоже повернулась взглянуть. В густом тумане виднелся край крыла, но больше я ничего не рассмотрела. Может, оно и к лучшему.
Завизжали моторы.
– Что проис… – заговорил Нейт.
Раздался скрежет металла о металл, и у меня замерло сердце.
А потом крыло взорвалось и превратилось в огненный шар за иллюминатором.
