Голос Торреса сочился сарказмом. Иззи ушла с остальной делегацией. Она не топала ногами, не хмурилась, даже не посмотрела на меня, а просто зашагала вслед за Уэббом к кортежу бронированных автомобилей, поджидавших чиновников на краю взлетно-посадочной полосы. Она вела себя так, будто мы не были знакомы десять лет.
Я хотел презрительно усмехнуться, но губы сами расползлись в одобрительной улыбке. Отлично пошутил.
– Это она, да? – спросил Торрес. Мы двинулись следом за делегацией. – А ее не узнать.
Политик, значит. А ведь она ненавидела политику, по крайней мере раньше. И так старалась попасть в некоммерческий сектор, не поддаваясь давлению родителей, которые стремились реализовать через нее собственные амбиции. Видимо, не получилось.
Значит, в тот день она все-таки сделала выбор.
И поступила, как поступил бы любой другой Астор.
Во мне закипел гнев, стремительный и жаркий, но я усилием воли его подавил. Умом я всегда понимал, что она выберет родителей, но видеть перед собой результаты этого выбора было невыносимо.
– Сержант Грин. – Со мной поравнялся Грэм. – Не хочешь объяснить, что это было?
– Нечего объяснять, – буркнул я, оторвался от созерцания ее волос на ветру и оглядел периметр, надев тактические очки, чтобы солнце не било в глаза.
Как же ее занесло сюда?
– Как знаешь. А то со стороны все выглядело так, словно ты только что встретил бывшую, – язвительно ответил Грэм.
– Она не моя бывшая. Между нами ничего не было, так что хватит ухмыляться.
– Она хуже, чем бывшая, – пробормотал Торрес. – Та, с которой не сложилось.
– Ой, какие мы ранимые. – Улыбка Грэма померкла. – А где «чинук»[10]? Неужели решили без него?
Я недовольно заворчал. Еще утром меня совершенно не тревожило, что политики отказались лететь из аэропорта в посольство на бронированном «чинуке». Мы называли его вертолетом «Посольских авиалиний». Семикилометровый маршрут до посольства был относительно безопасен, и я не волновался ровно до того момента, как узнал, что с нами поедет Иззи. Будь моя воля, я посадил бы ее в пуленепробиваемый ящик. Хотя нет: будь моя воля, я заставил бы ее улететь отсюда немедленно.
Мы подошли к кортежу. Чиновники сели в два черных джипа посередине; всего машин было четыре. Хольт, подопечный Келлмана, забрался на заднее сиденье второго джипа; Иззи устроилась рядом.
Ее рюкзак соскользнул с плеча, и я поймал его за лямку, не дав упасть на землю. Оливково-зеленый брезент истерся и за долгие годы носки стал совсем мягким, подкладка примялась, но прожженное пятно в форме цилиндра около молнии было на месте.
Мне стало трудно дышать; я горько усмехнулся, подняв рюкзак. Хотел посмотреть ей в глаза, но те скрывались за темными очками. Я не мог понять, что она чувствует. Судя по языку тела, она пыталась сохранять спокойствие и держать себя в руках, но глаза всегда выдавали ее мысли. Испытывала ли она такое же смятение, как я, или три года разлуки приглушили в ней все чувства?
– Ваш рюкзак, мисс Астор, – медленно проговорил я. В лицо ударил поток холодного воздуха: в машине работал кондиционер.
Она разомкнула губы, судорожно сглотнула, взяла у меня рюкзак и положила его на колени.
– Спасибо.
– Включи кондиционер посильнее, – попросил Хольт водителя и ослабил галстук. По его свекольно-красной шее катился пот.
Грэм оглянулся через плечо и тихо усмехнулся:
– Простите, сэр, кондиционер уже на максимуме. Такой уж тут климат.
