ДОЛЯ - страница 19

– Какие-то идеи у тебя революционные...

Барон отмахнулся, мол, что за глупости, и постучал пальцем по статистическому журналу:

– Не веришь на слово, цифрами тебе докажу, цифра – она не врёт. Дворянством за службу теперь награждают без земельного надела.

Пётр Алексеевич охнул. Он не мог понять – какой смысл в дворянстве без земли?

– За последние двадцать – двадцать пять лет сорок процентов (!) дворян стали безземельными или, как ты, – с очень маленькими наделами. И перебрались в город, преимущественно в столицы. Землю и дома свои либо в аренду сдают, а чаще всего продают – меньше мороки! Вот так-то! А ты всё боишься, гадаешь – правильно, неправильно. А жизнь, друг мой, так не оценивается, она идёт своим чередом...

«Так-то оно так, – думал Пётр Алексеевич, вдыхая пока привычный ему, но ещё холодный весенний воздух Вятки, – но приходится менять одну головную боль – где взять денег на другую – как правильно ими распорядиться и не погореть! В Петербурге жизнь совсем не дешёвая, и Алешку надо учить, и девчонок хорошо устроить, охо-хо, Софьюшка, Софьюшка, вот когда твой совет нужен!»

Артемий Ермилыч Каблуков заявился ближе к вечеру. Сегодня он был одет скромнее, чем в свой предыдущий приход. Узнав от сторожа, какой барин приходил и что к себе кличет, старый купец расстроился. Решил, что бывший титулярный советник передумал. Всю дорогу до усадьбы, которую уж привык считать своей, он прокручивал в голове новые резоны, чтоб Петра Алексеевича уговорить. И потому немного опешил, когда разговор пошёл совсем на другую тему.

Иванов пригласил купца в кабинет, кликнул Агаше принести штофчик.

– Вот что, Артемий Ермилыч, я хочу тебе предложить, – начал Иванов, купец смотрел настороженно. – Живут у меня двое стариков, наши бывшие крепостные. Да ты их знаешь, с твоим отцом дружны были. Егор Вехляев по саду мне помогает в меру сил своих да Василий Чернуха во дворе хозяйничает.

Каблукову было не очень приятно явное напоминание о его происхождении, но он пока не понимал, к чему клонит барин, и слушал внимательно.

– Ты покупаешь усадьбу, я с семьёй уезжаю, и стариков девать некуда. С собой я их взять не могу, не выдюжат они столичной жизни. На улицу их выкинуть или в богадельню сдать, что равноценно, тоже не могу. Не заслужили они такого отношения, всю жизнь с нами, – когда дело касалось не его лично, Пётр Алексеевич мог быть очень твёрд и убедителен. – Так что давай выделим из всей покупки флигелёчек, в котором они живут. Я им пенсию небольшую положу из своих средств, пусть свой век доживают спокойно. А помрут, ты флигель заберёшь, тогда и рассчитаемся окончательно.

Каблуков-старший не ожидал такого поворота в деле. Все в городе знали, что, несмотря на непомерную и забавную для окружающих гордыню из-за полученного за службу титула, Пётр Алексеевич был человеком добрым. Нищим не жалел – подавал. В вятской благотворительности по мере своих сил участвовал... Но чтобы «титуляшка» без средств, тянувший трёх детей, вместо того, чтобы, ухватив приличный куш и задрав победно хвост, умчаться в столицы или заграницы, решил отказаться от части прибыли и кормить немощных, своих бывших крепостных...

– Ваше благородие, ты меня за басурманина какого не держи! Старики и мне не чужие, пусть живут, сколько Бог даст. Пенсию им положишь, что ж, и отлично. Чернуха, может, дармовым деньгам и обрадуется, да только дед Егор ни за что без дела сидеть не согласится. Будет, как и раньше, по саду топтаться с рассвета и до темноты, за порядком следить. А я ему двух помощников пристрою, пусть обучает. Сад знатный, – дело было уж решённое, и у Артемия Каблукова проявились интонации собственника, – за ним глаз да уход нужен! А усадьбу я у тебя все сразу же целиком куплю, не люблю я этих сложностей...