Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
И. В. Гёте, «Фауст»
Все выходные отныне я проводил на площади Бастилии, приходя ранним утром и дожидаясь того часа, когда впервые увидел Еву. Поймите меня, мадам Дифенталь: мне было семнадцать, я впервые влюбился, да еще в такую невообразимую девушку-мечту, и все бы ничего, но она почему-то ответила мне взаимностью. Это и доконало мою разгоряченную кровь, свело с ума. О какой трезвой логике могла идти речь? Вы сами, прошу прощения, помните себя, впервые влюбившуюся? А я ведь, как назло, из тех парадоксальных людей, что слывут ярыми скептиками, а на деле еще более доверчивы, ведь у каждого нигилиста найдется своя Ахиллесова пята.
Оставалась лишь одна дилемма: больше всего мне хотелось увидеть Еву и меньше всего – появляться на этом собрании эзотериков, упомянутом на флаере, который я получил на площади Бастилии. Хоть там и были указаны адрес и время проведения сеанса «Вы не узнаете нового себя» и все такое, остатки разума подсказывали мне не повторять ошибок матери. Именно с флаера, взятого ею из чужих рук на улице, началась история раскола моей семьи. Да, конечно, я расскажу вам все, без этого невозможно понять, что произошло, вы же, как психолог, наверняка выявите связи с последующими событиями и, возможно, спасете меня, подсказав правильное решение.
Моей семье сначала несказанно повезло, а затем началась череда бед. Мой отец, Виктор, перевез нас в Париж из Москвы за пару месяцев до моего появления на свет, чтобы я получил гражданство Франции, что называется, прямо на выходе из роддома. Так как он писатель в жанре фэнтези и весьма успешный, благодаря паспорту таланта1 выпросил в префектуре ВНЖ2 и купил квартиру, собрав все накопления, в том числе с продажи недвижимости в России. Продав в Москве и свою «Шкоду Октавию», он приобрел в Париже «Пежо Кроссвэй». Отец никогда не шиковал, откладывал деньги, но скупым его назвать нельзя, ибо благодаря ему мы жили теперь в самом сердце Европы по адресу Пятый округ Парижа, улица Буланже, 26, в пяти минутах ходьбы от метро «Жюссьё».
Моему брату Коле было восемь, когда я родился и когда родители обрадовали его, что теперь французский нужно учить гораздо плотнее, чтобы не отставать в новой школе. Я рос в строгих гранитных стенах науки Лицея Генриха IV, куда по всем правилам перешел в пятнадцать лет из моего коллежа на улице Клови, находящегося в нескольких минутах ходьбы от дома, напротив усыпальницы Вольтера и Марии Кюри.
Моя мать Анна – непрошибаемая православная христианка в прошлом, а ныне – активная феминистка и кришнаитка – пригрозила однажды, что если я запущу учебу в лицее, то пойду служить в церковь. А я разве верующий? Боясь повторения 1929 года
