– Что это?
Я позволила себе толику любопытства. У меня не так уж часто случаются подарки, даже те, что я делаю себе сама, потому хрусткая бумага, перетянутая витым синим шнурком, будоражила воображение.
– Шаль, – ответил Эдсель. – Та, что вам понравилась. Жемчужно-розовое кружево. Она теплее, чем выглядит.
Я продолжала упорствовать. Правда, сражение шло теперь уже с моим собственным любопытством.
– Вы нарочно заставляете меня стоять с протянутым свертком, будто неугодного кавалера? – раздраженно проговорил мужчина. – Тогда я воспользуюсь своим хозяйским правом приказать вам взять этот дурацкий пакет. Нет. Я поступлю иначе.
Эдсель мгновенно сократил расстояние, отодрал от плеча мою руку и ею же прижал сверток к моей груди. Отпустил запястье, резко развернулся, дернул за болтающийся повод всхрапнувшую от рывка лошадь и ушел вместе с нею за дом, где располагался хозяйственный двор, каретный сарай и конюшня.
Я какое-то время таращилась на лоснящийся черный лошадиный зад с помахивающим хвостом и прямую, как воротный столб, спину Аларда Эдселя, но бумага под рукой похрустывала и шуршала. Отвлекала от мыслей о непристойности подарка, от ощущения от пальцев Эдселя на запястье и его же чуть шершавой ладони, которая несколькими минутами назад касалась моей кисти. Всего мгновение, но я умудрилась снова покрыться цыпками.
Я вернулась обратно в гостиную тем же путем, что вышла, и тщательно заперла окно, проверив задвижку несколько раз, как привыкла, и только потом с замиранием, хотя уже знала, что внутри, развернула бумагу.
Шаль действительно была очень красива. Не чета так и пропавшей моей. Буду носить, когда никто не видит, и никаких непристойностей не случится. У девушек должны быть красивые вещи, даже у таких как я, иначе жизнь станет совершенно невыносимой. А представить, как я в ней выгляжу, можно и без зеркала. На недостаток воображения я никогда не жаловалась.
Накинула шаль на плечи, крутнулась вокруг себя в танцевальном па, чуть раскинув руки в мерцающем в солнечных лучах кружеве, замерла и снова себя обняла – мягкая и, действительно, теплее, чем кажется. Какая-то магия? Поэтому стоила дороже, чем я предположила, когда ее увидела?
Почудилось, что на меня смотрят, и я обернулась к окну, но солнце мешало. Я сдернула шаль, сложила и спрятала обратно в шуршащую бумагу. Разворачивать подарок – тоже удовольствие.
Вернувшись к себе в комнату, сложила шаль прямо в обертке в свой чемодан с травяными оберегами. Нужно будет поспрашивать у служанок или у кухарки, где здесь лекарская лавка или, может, есть травница. Некоторые пучки не мешало бы обновить. Травы, особенно собранные для оберегов, со временем теряют свою силу.
Затем настало время обеда. Стоит ли говорить, что посуду в столовой я расставляла немного нервничая?
Мое состояние заметили, когда я вернулась на кухню.
– Тоже чуете? – спросила Рин.
– Что? – спохватилась я, неловко звякнув пустым подносом по столу.
– Грозу. У меня кости на грозу ломит. Недавно только была и вот опять. Я знаю, у барышень, вроде вас, случаются мигрени перед бурей.
– Вроде меня?
– Вы же из благородных, – снисходительно пояснила кухарка, – сразу видно. Вон какие ладошки махонькие, хоть сама не коротышка. Стан тонкий, шея длинная, кожа светлая, да и учили вас явно не в пансионах. Дамочки из пансионов все зажатые, а вы со всеми держитесь ровно, что с горничными девками, что с мадам Дастин. Небось, и хозяину в лицо прямо смотрите, не то что местные недотепы. Лексия верно сделала, что вас пригласила.
