Домашний кит - страница 2
Он – не один из русских городов –
Всегда повсюду ко всему готов!
«Странником или страницей…»
Странником или страницей,
Старцем или младенцем,
Камнем или птицей
Открою тебе его сердце.
Соленые воды разойдутся,
Разъярится слепая зола.
Обнимутся волк и волчица,
Он спросит, была ли птица?
Она прослезится – была.
Покажется, что крадутся
Безбуквенно по бумаге,
Что прав был чудак-Конфуций,
Когда старели монахи.
«Давай вернемся на семь шагов…»
Давай вернемся на семь шагов
И еще раз этот путь отмерим
Гранитом статуй твоих веков
И моих богов, которым верим.
Мне не спится, а ты – мой неясный сон.
В нем письмо не для скорого чтенья.
Скоро выпадет снег, и нам не резон
Торопить новый день рожденья.
И пока трава газонная вдруг
Не почудилась, а случилась,
Оставайся, родной, одним из подруг,
Которой… не излечилась.
«В августе строки насмешливо строги…»
В августе строки насмешливо строги.
На ладони линии обнажены.
На ниточке жизни селятся единороги,
Канаты смерти оглушены.
Звонко и глубоко отцветает лотос.
Глухо, вся на поверхности – лебеда,
Втягивает молчание, услышу голос.
Подашь коньяк, скажу: святая вода –
Яблочная, медовая – не земляничная.
Идет вода по лебеде отличная.
А ты причисли меня к пчелам строгим –
Улыбчивым и светлооким.
«Додедовские языки не зря возникли…»
Додедовские языки не зря возникли –
Понимаю, что здесь мой дом.
Прорастает бамбуком тростник или
Мальчик шепчется со Христом?
Затмевается, что ни ночь – строгий скит.
Что ни день – Солнце просится в колыбель,
В мой дом, что прирученный кит,
Осторожно садящийся на мель.
Он (кит, человек) вышел прохладный из вод
речных.
Он выплыл, строгий, из черных рек,
Из холодных страхов, из страхов ночных –
Словно Трою скалывающий древний грек.
На улице детства
«Достану бабушкино платье довоенное…»
Достану бабушкино платье довоенное,
Военное и послевоенное.
Оно и в радости, и в горе откровенное –
Надеждой бесконечной пленное.
Жаль, ясным днем, как и в неделю непогожую,
Мне не пройти в нем улицею спешною.
Я с детства выбирала ткань похожую
На жизнь жестокую и неизбежную.
«Помнишь, полночь прорастала…»
Помнишь, полночь прорастала
Из горчичного зерна
Безрассудно и устало –
Тьмой камней озарена.
И луна вползала в тучи,
Нас испытывая тьмой,
Семиглавой, приставучей,
Возвращающей домой –
Под айвовые печали,
Где, случалось, босиком
Нас архангелы встречали
Со свирелями. Знаком
Звук, растаявший под кожей,
Ледяной, колючий, но
И плечо судьбы прохожей
В боль его облачено,
И младенческие губы,
Окликающие смерть…
До зари молчали трубы,
А зерно искало твердь…
«По-крещенски морозно везде…»
По-крещенски морозно везде.
Сипло движется локомотив.
И охрипла кукушка в гнезде,
Колыбельный кукуя мотив.
Впереди благодатные дни.
Гонят волны по Волге весну.
Мы с тобой долго в доме одни,
Долгожданно отходим ко сну.
По ресницам скользнет благодать
Безголосою тенью октав,
И кукушка затеет читать
Нам железнодорожный устав.
Отдаленно промчат поезда,
Оглушенные всхлипом птенцов.
Мне приснятся святые места,
Мамин голос и вкус леденцов.
«Не ворчит сверчок за печкой…»
Не ворчит сверчок за печкой,
Не скулит во сне собака.
А на кухне пахнет гречкой
Даже скатерть и рубаха.
Долго ждал – томилась каша.
Утомился, ожидая?
Хмуришь лоб не для показа.
А над бровью прядь седая.
Уж поспел наш скромный ужин.
Что до силы богатырской,
Вольный дух – кому он нужен
За стеною монастырской.
Приходи без приглашенья,
Привечаю без укора –
От вина и угощенья
Не откажешься ты скоро.
Похожие книги
