Домашний кит - страница 3



Грех – забыть твою заботу
И в отчаянье беспечном
В предпасхальную субботу
Обвенчаться с первым встречным.

«Остаемся без чинов и званий…»

Остаемся без чинов и званий –
Лето пережито, будто в долг.
А младая кошка на диване
Намывает гостя, зная толк
В паузах медлительной беседы.
Но косит в окно зеленый глаз,
Не смущая нас. Мы – домоседы –
Вот и все, что оправдает нас
Накануне зимнего коварства,
Затяжных простуд и рождества.
А пока похожа на лекарство
Пущенная по ветру листва.

«Не юродствуй, ночами не плачь…»

Не юродствуй, ночами не плачь –
Я не жертва и ты не палач.
Часто думаю – пылью в кларнете
Оседают века и поют,
Проецируя чей-то уют
На недавно открытой планете.
Милый друг, наша радость скудна.
Потому и соринка одна,
Заблудившаяся, не простится
Даже тем, кто глядел дальше нас,
И прицелится в слепнущий глаз
Невраждебная певчая птица.

«Я не знаю почему…»

Я не знаю почему
Дом так нравится ему.
В самом деле, в этом доме
Он ни сердцу ни уму.
И за это он не мстит –
В доме дерево растит
И над черными ветвями
Все грустит, грустит, грустит.
Напевает день и ночь
Колыбельную, а дочь
Песню слушать не желает
И уйдет из дома прочь.
Вслед за матерью и за
Тем, что видела слеза.
Он, конечно, не подарок,
Но светлы его глаза.
И, наверно, потому
Не случится одному,
Умерев, стать частью рая –
Ни тебе и ни ему.

«Ресниц расплющенная тень…»

Ресниц расплющенная тень,
Булыжник влажный на Арбате.
Я постараюсь в первый день
Забыть о призрачном распаде
Гранитных статуй, липких рук,
Страдающих под покрывалом
Безумных крыл, чертящих круг
Побед, граничащих с провалом.
Еще не стоит вспоминать
Ни в первый день, ни часом позже
Замшелых статуй имена,
Тревожно спящие под кожей.
И сами сны, в которых крыл
Так много, что считать не стоит
Врата, которые открыл
В своем круженье астероид.

«Наш домик маялся в низине…»

Наш домик маялся в низине
Среди разбитых фонарей,
Где пролетала птицей синей
Чета счастливых снегирей.
А жили мы в двадцатом веке –
Между Хрущевым и войной
Чеченской. И о человеке
Вещал с утра эфир дневной.
Все то же солнышко белело
Над домом, тая не спеша,
Но сердце вроде не болело.
И не разламывалась душа.
И, кажется, в конце столетья
Полковник спирт допил до дна –
Похоже, мировая третья
За прах мой началась война.

«Догорает час черепицей крыш…»

Догорает час черепицей крыш,
Доживает старик до вещих седин.
Не тревожь его плачем своим, малыш.
Богородиц много, а Бог един.
Крысы шкрябают по чердакам,
Под полом змеи шипят-поют.
Я принесу тебе молока,
Может быть, этим устрою уют.
А на рассвете скворцы-молодцы
Новую песню сложат. И тлен
Своими губами прими, как жрецы,
С трудом поднимающиеся с колен.

«Римляне умерли, греки мертвы…»

Римляне умерли, греки мертвы,
Что они могут еще сказать?
Рухнул Союз. И до Литвы
Можно добраться. Но не доказать
Ироду, что младенцев тьма,
Еще, что горек запретный плод.
И как ни черни наши дома,
А продолжается славный род.
И Моцарт пилит смычком струну,
И Пушкин поет – хороши дела!
И я помолюсь за ту страну,
В которой девочку родила.

«Судьба, как собака, бездомна…»

Судьба, как собака, бездомна.
Ее первый встречный решит.
На крыше соседнего дома
Стареющий шифер лежит.
За окнами дома ветшает
Деревьев упрямая стать.
И это нам жить не мешает –
Любимые книги листать.
Искать перемены в соседях,
Чьи лица забыты давно,
Ловиться в знакомые сети,
Сцедив молодое вино.
И знать, что за твердью небесной
Другие цвета и цветы.
И снова маячить над бездной,
Которую создал не ты.

«В самом деле, он царь и герой…»