– Не знаю, само собой как то получилось, – промямлил я, остывая от нахлынувшего волнения.
– А еще что-нибудь сможешь? «Дунайские волны», например. Я играла.
Я тронул клавиши и вальс «Дунайские волны» заполнил комнату до краев. Теща, с перевязанной полотенцем головой, в банном халате вошла в комнату и с изумлением уставилась на меня. Жена с удивленными глазами села на стул. А я не играл, я жил этой музыкой. Она словно несла и качала меня и я покачивался играя. Есть в этом моменте что то завораживающее, когда играешь сам, излучаешь музыку и музыка всецело захватывает тебя своими ритмами. Я доиграл последний аккорд и замер.
– Он сам играет, устал стоять уж тридцать лет и заиграл.
– Класс, – выдохнула жена, – я так не играла и Леха так не играл. Это что-то волшебное. Берем с собой аккордеон, теперь будешь дома при гостях играть. И все-таки, чтобы так играть, лет пять учиться надо, а ты его последний раз в руках держал года три назад, когда маму сюда перевозили, и то, когда с машины сюда заносил.
– Я сам ничего не понимаю, мистика какая-то. По ночам где-то летаю во сне, вижу обнаженных красавиц наяву и на холсте.
– Вот, вот. Чокнешься со своими тележками на работе, в профилакторий попросись, таблетки попринимаешь, поколешься, массажик там, глядишь и вернешься в русло.
– А как же музыка? Я теперь без нее никуда. Это такое соитие души и музыки, что все входит в резонанс и не хочется останавливаться. Не-ет, никаких профилакториев, на корню таблетками вытравят гармонию. Вот сейчас я согласен забрать аккордеон домой, он теперь долгими зимними вечерами будет согревать мне душу.
