Чугундеру (ну, а как еще его называть?) предстоит жизнь на свежем воздухе, пока мы не вернемся. Во избежание всяких кошачьих гадостей в домике. И у меня нервы сохранятся, и у кота – здоровье. Не пятьдесят мороза за бортом, не обморозится. Освоился, смотрю. Уже мышей в траве «шебуршит» под лабазом. Не пропадет за день – два.
По «Маяку» музыки крутят. Дожидаюсь новостей, слушаю, глушу «потеху», подпираю дверь зимовья и в путь. Сопками пойду, по «северной». Надо глянуть следочки по соснякам, птичку на ягодниках. Вернусь южной дорогой. Такой вот душевный компромисс нашел, чтоб сам с собой не поскандалить.
Перед уходом заездок проверил. Спускается еще рыбка, ловится. Задолбала, если честно, «эта ваша заливная рыба». Мяска бы уже не плохо было бы – хранить сейчас можно, выше нуля температура не поднимается. Ирмакиткан бежит. Берега замерзли, но на самом течении еще полоса чистой воды, черной на фоне снега. Ключ возле зимовья схватился ледком полностью, по всей ширине. К январю вообще перемерзнет, выше по течению, покроется широкой наледью.
Перехожу по бревнам Ирмакиткан. Тропа в гору. С километр штурмовать, пока на водораздел не выползу. Дальше будет полегче идти.
Перед выходом долго гадал, какое ружье взять. Взял карабин. Старенький уже «Маузер». Видимо, в революцию еще воевал. Все надписи в арабской вязи. Но стреляет еще очень даже бодренько.
Гек челноком чешет склон сопки, исчез из вида. По южному склону – везде копанина. Свежая. Развелся кабанчик, не зря старались с дядькой несколько лет подряд. Собака, наверное, за стадом увязалась. Только что тут были, минут двадцать назад, не больше. Раньше кабан в этих краях проходной только был. Мчался мимо, транзитом, по прямой, не задерживаясь, как напуганный. Сейчас, судя по следам, свинья матерая, две поменьше и с десяток подсвинков. Секач, наверное, тоже толчется в сторонке где-нибудь. Постоял, покурил, решил не ходить за чушками. Если их собака еще не догнала, то я не догоню тем более. Пойду в сосняки.
Под вековыми соснами снега не густо. Зато хорошо видно деревья, по которым бегает белка или колонок с собольком. Снег с веток скинут, лежит под деревом, с кусочками коры и хвои. Примечаю такие деревья, на них нужно будет потом, когда снег ляжет плотно, внимание особое обратить. Да капканчиков заранее в этот район поднести. Дядькины путики тоже подниму, конечно. Но и своих пару открою обязательно.
Рябчика много. Порхают, как воробьи. Совсем не пугаются. Глухарь тоже есть. Не шибко много, но на ягодниках держится. Добыл одного, не удержался. На шулюмчик к ужину.
Снежок сыплет, не перестает. Время летит совсем не заметно среди зимней сказки. Вот уже и «северное». Затеплил печурку. Не раздеваясь, прямо в «костюмчике зайчика», пошел за водой. Тут родник из сопки бьет недалеко.
По берегам родничка – молодой березовый подлесок. Чуть выше него, по распадку, сплошные завалы крупного листвяка и сосны. Абсолютно не проходимое место. Среди зарослей багульника натоптана тропинка. Иду, котелком брякаю по кустам, ни кого не трогаю…
Рыжее пятно на белом фоне облепленных снегом кустов я увидел сразу, как только вывернул из-за поворота тропинки. Встал, как вкопанный. Козел! Матерый, с красивыми крупными рогами. Стоит ко мне задом и чуть боком, на чистом месте, возле самого родника. Между нами метров сорок, не больше. Легкий ветерок тянет сверху мне прямо в лицо. Хороший ветерок, правильный.
