Бэрвин легко определил источник звука. Дворф опустился на колени и, согнувшись, заглянул под кровать. Там сидел ребенок, парнишка лет пяти-шести.
– А ну-ка, поди сюда, – Бэрвин протянул руку и ухватив мальчишку, потянул его из-под кровати.
Парнишка еще был слишком мал и слаб, но оказался смелым и решительным. Решив защищаться, он изловчился и укусил Бэрвина за руку.
– Ах, ты, ублюдок! – взревел дворф.
Рывком он выдернул ребенка, и, поставив напротив себя, замахнулся на него топором. Мальчик оцепенел от ужаса и смотрел на топор дворфа, который уже готов был опуститься ему на голову, большими круглыми от ужаса глазами, не в силах пошевелиться.
Чья-то сильная рука легла на предплечье дворфа и остановила движение топора. Бэрвин оглянулся.
– Не нужно. Это всего лишь ребенок, – тихо, спокойным голосом, произнес Чексид.
– Этот мерзавец укусил меня! Я его прикончу! – в ответ злобно рыкнул дворф.
– Я сказал нет, – по-прежнему, не повышая голоса, повторил гнолл.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Чексид твердо и решительно, дворф гневно, только, что искры не летели из его глаз.
Бэрвин ослабил свою руку с топором, вывернувшись из захвата гнолла, он развернулся и пошел прочь из комнаты, бросив через плечо:
– Можешь усыновить, этого паршивца.
– Что же ты творишь сынок, – прошептал, покачивая головой, Чексид.
Добыча составила двенадцать монет золотом, еще немного серебра, провизия, которой должно было теперь хватить дней на десять и еще понемногу всякого хламу, вроде новых сапог для Жислава или кожаного ремня, который прибрал себе Инвар.
Разбойники шли всю ночь, остановившись на отдых лишь с рассветом. Они отошли от ограбленной ими фермы, миль на тридцать. Банда свернула в небольшой лесок и, отыскав удобный овраг, расположились там лагерем.
– Жмут немного, – пожаловался Жислав, стягивая новые сапоги, прихваченные на ферме.
– Отрежь носок, чтоб пальцы наружу торчали, – оскалился Инвар, раскатывая одеяло, прихваченное им на ферме.
Бэрвин сосредоточенно натачивал топор.
– Все тихо, – в овраг спрыгнул гнолл, осматривавший окрестности. – Места здесь глухие, поблизости никаких поселений.
– Отоспимся, – Инвар тут же завалился на одеяло, и закинул руки за голову.
– Я разбужу тебя, будешь караулить следующим, – ухмыльнулся Чексид.
Гнолл подошел к Бэрвину и, заглянув ему в глаза, промолвил:
– Отойдем, поговорить нужно.
– Говори, – кивнул дворф, продолжая заниматься топором.
– Отойдем, – повторил Чексид и пошел вдоль по оврагу, прочь от лагеря.
Дворф нехотя поднялся, убрал точило за пазуху, топор сунул за пояс и поплелся за гноллом.
Когда они отошли достаточно, Чексид остановился.
– Чего? – спросил Бэрвин за его спиной.
– Ты еще спрашиваешь «чего»? – гнолл резко обернулся.
Намного превосходивший ростом дворфа, Чексид согнулся пополам и, оскалив свои звериные клыки, почти уткнулся Бэрвину пастью в лицо и зарычал:
– Что с тобой происходит Бэрвин? Ты совсем рехнулся? У тебя крыша съехала?
– Да в чем дело-то? – нарочито непринужденно ответил дворф.
– В чем дело? Я скажу тебе, в чем дело! Какого черта с тобой творится? Какого черта ты прикончил того бедолагу на входе? Какого черта ты собирался убить ребенка? – негодовал гнолл, разбрызгивая слюну прямо в лицо дворфу.
– Это всего лишь крестьяне, это…, – пожал плечами Бэрвин, утираясь рукавом.
– Это люди! Живые люди! – перебил его гнолл. – Да, мы грабители! Да, порой так случается, что нам приходится убивать! Но не это наша цель. Ты не должен убивать просто так, потому что тебе так хочется.
