Дорога была длинная, до Москвы мы ехали больше двух недель. Состав вагона обновлялся – одни люди, доехав до своих мест, выходили, на их место приходили другие.
Где-то в сибирском городе к нам подсел освобожденный из плена и возвращающийся на родину немецкий солдат, по-видимому, активист «Свободной Германии». Он всю дорогу играл незнакомые мне немецкие песни на губной гармошке. До этого, живя на Дальнем Востоке, я видел, как вернувшиеся из Германии наши солдаты играли на привезенных оттуда губных гармошках. Но та игра была просто бессмысленным набором противных звуков, результатом «дурачества» молодых людей. Здесь же у немца получалось что-то вполне связное, хотя, мне казалось, несколько «механическое» (однако правильно сформулировать эту мысль я еще долго не мог) – эта музыка, как и японская песня, тоже была «из другого мира». На меня она производила не очень приятное впечатление, и, хотя немец постоянно пытался взять меня на руки, я быстро слезал и перебирался к маме.
В Москве мы остановились в семье моей тети – младшей сестры отца. Ее муж, инженер, занимал ответственную должность в Гидропроекте, он создавал плотины самых больших гидростанций и постоянно пропадал в командировках. Несмотря на его важное положение, семья жила в 16-метровой комнате в трехкомнатной коммуналке. Места было явно недостаточно, и нам пришлось решать, как разместиться на этой небольшой площади.
Старший брат Владилен получил место в рабочем общежитии, Павел поступил в ремесленное училище и тоже перешел в общежитие. Мы трое (мама, брат Виктор и я) с большим трудом разместились вместе с тетей, ее мужем и двумя детьми на 16-ти метрах (нам с братом пришлось спать под обеденным столом).
Здесь я впервые увидел музыкальный инструмент – мандолину, на которой изредка играл мой дядя. В мандолине было четыре парных струны, настраивающихся по квинтам, как на скрипке – соль-ре-ля-ми (естественно, названия нот и интервалов я узнал позднее). Звук извлекался с помощью медиатора, зажимавшегося между первым и вторым пальцами. Мои двоюродные братья уже знали «секрет» настройки мандолины и объяснили его мне. Я легко это освоил и стал подбирать все знакомые песни.
В моей памяти накопилось множество мелодий, у каждой были свои ритмические и ладовые тонкости, и чтобы «оживить» эти мелодии на струнах, потребовалось несколько дней. Работа эта увлекла меня, я тратил на нее все свободное время.
Мое упорное занятие увлекло и моих двоюродных братьев, у них оказался хороший слух, и они тоже начали подбирать разные известные им мелодии. Но они обычно останавливались после первого куплета, а я играл все куплеты и припевы, поскольку мысленно произносил их про себя.
Тетушка меня за это хвалила, ставила в пример своим сыновьям: «Вот, Валера молодец, он играет все куплеты, не то что вы – сыграете один куплет и бросаете».
Конечно, сейчас это звучит смешно, но поначалу я мог вспомнить мелодию только со словами, и для меня песня длилась, пока не закончатся слова.
Позже я заметил, что это часто бывает с теми, кто недавно начал заниматься музыкой. Помню, как на приемный экзамен в Гнесинское училище пришла румяная, белокурая красавица, решившая поступать на отделение народного пения. Никакой подготовки по сольфеджио у нее, естественно, не было. Чтобы проверить, есть ли у нее слух и как она держит строй, я попросил ее спеть какую-нибудь знакомую песню. Она начала петь и вдруг остановилась: «Ой, я слова забыла!»
