Все проблемы были решены, все сражения – выиграны, а если и не все, то их сражения точно. Разве не поняли они за проведенную в Квебеке зиму, что их навсегда связали незримые узы, которые ничто не могло разорвать. Они узнали, что, несмотря на то что каждый из них был независим, жить, дышать и мыслить друг без друга они не могли. Жоффрей, конечно, был мужчиной загадочным, непредсказуемым, неприступным, да и она была такой же, хотя, как и большинство женщин, наивно полагала, что поведение и намерения ее всегда понятны. Но они бы и не любили друг друга так сильно, если бы были проще и вели себя соответственно тому, что принято в обществе.
У Анжелики было легко на душе, мысли ее стали светлыми, и она наконец начала мечтать об этом новом ребенке, которого желала подарить ему просто так, ради счастья! Нового ребенка для новой жизни.
Она чувствовала себя молодой и веселой, как никогда. Она освободилась от вечных забот и волнений, и вначале ей было даже не по себе, но теперь этот мужчина оказывал ей покровительство, он взял на себя решение слишком тяжелых или важных вопросов, выиграл противоборство с королем, которое обрекло их на изгнание. Она вдруг поняла, что до этого жизнь ее была чересчур серьезной. Ведь если забыть о нескольких счастливых месяцах, проведенных в Тулузе, кульминации их несчастной судьбы, какова была вся ее жизнь последние двадцать лет, когда она очутилась на самом дне, в нищете и одиночестве?
Бороться, рвать зубами, впиваться ногтями, защищаться, отстаивать свою правоту. Ради детей, ради корки хлеба, ради чести…
Разумеется, не все ее воспоминания были столь мрачными. В эти годы борьбы хватало и разнообразия, и развлечений, часто комичных, и ей удавалось посмеяться над нелепостью существования и порадоваться удаче, насладиться приятными моментами, выпадавшими в череде нескончаемой борьбы за выживание. Ну так что ж!
На этом корабле, их корабле, будто увозившем их в некое будущее, которое казалось ей наконец умиротворенным и счастливым, она поняла, что надо сложить оружие и все поменять. Стать другой женщиной. Той, которой до этого она не могла позволить себе быть.
Начать все сначала, как в двадцать лет. А что может быть более новым, чем ребенок?
И она решила: да будет так.
Но поскольку благодаря своим «секретам» знахарки она могла сама решать, когда зачать, какой таинственный момент выбрать, она все еще выжидала.
И она дождалась. Все же жизнь научила ее не спешить, гасить свои порывы. Речь уже не шла о военной стратегии, в которой она преуспела, когда восстала против короля, стратегии, которая требовала быстрого и безошибочного понимания ситуации и мгновенной реакции, нет, теперь нужно было закладывать фундамент мирной жизни, а в этом часто и государства не так компетентны и скрупулезны, как в войне.
Ей хотелось прочувствовать эту новую полосу жизни, это неожиданное счастье, удостовериться, что тут нет обмана, привыкнуть к передышке и повседневной жизни рядом с ним, ее вечной любовью, ее властителем и другом. Ей требовалось еще больше, ей нужно было прочувствовать свою уверенность в их любовном согласии, которое горело в ней подобно пламени жгучему, но нежному и ясному, пламени, которое уже ничто не могло отныне погасить.
Она дождалась прибытия в Вапассу.
И поскольку Жоффрей де Пейрак всегда был любовником удивительно безрассудным, чувственным и щедрым, именно он заговорил о новом ребенке, потому что знал, что Анжелика мечтала о нем и что это скрепит их любовь.
