Дорогая Дуся - страница 14
– «Жопа». Я узнала в школе новое слово. «Жопа» – это попа, – сказала Мура. – И еще я узнала «сволочь» и «слямзить ручку». «Слямзить» – это украсть с хитростью.
Мура, как мы знаем, отнюдь не была такой глупой, чтобы не понимать, что говорит, она сказала это не без задней мысли. Задняя мысль была такая: даже «попа» – сомнительное слово, а уж «жопа», без сомнения, очень плохое. Сейчас все испугаются, и со школой будет покончено. Так и вышло. Дуся сказала: «Мура, это очень плохие слова!» и «Ну вот!».
– Да ладно тебе, подумаешь, жопа… Это все твое еврейское воспитание! – сказала Вторая.
Дуся покраснела, заметалась глазами.
– Вы говорите это в моем доме, это когнитивный диссонанс. – Дед так удивился, что даже помотал головой, словно заснул и пытался проснуться.
Сейчас трудно понять, что полвека назад слово «еврей» было запретным и таким часто оскорбительным, как если бы сейчас… как если бы Дуся была черной и ей бы сказали: «Это все твое негритянское воспитание».
Со Второй иногда такое случалось: все хорошо и мирно, и вдруг она стремительно, будто неслась с горы, начинала ссору. Муре казалось, что в ней сидит зверь (медведь или хорек), который вдруг начинает царапать ее изнутри когтями, и она выпускает его наружу, чтобы освободиться. У некоторых людей бывает сильная глубинная потребность поссориться, выпустить наружу своего хорька или медведя. Но сейчас Вторая не хотела ссориться, сказала, что думала: Дуся, краснеющая при любом внимании, заграбастала себе непререкаемый авторитет в том, что касалось Муриного здоровья, еды, режима дня, образования! Дрожать над ребенком, кормить фрикадельками вместо нормального куска мяса, и эти страдальчески поднятые брови, если Мура не доедала, это нежное и твердое «Мура, ты должна доесть», все эти шапочки, градусники, «Евгения Онегина» наизусть, вот это все – еврейское воспитание! И сегодня пришло время это высказать.
– Тогда вы тоже не ругайтесь! «Жопа» нельзя, а «диссонан» можно? Что я такого сказала? Моя внучка не еврейка!
– Я еврейка, как Дуся, это природа. У козла бабушка – козел, у снегиря бабушка – снегирь, у еврейки внучка – еврейка, – рассудительно сказала Мура.
– Ты что, дурочка? Козел родился от козла, снегирь от снегиря, а она тебе по крови никто. Дед родной, я родная, а Дуся тебе кто? Никто. Жена твоего Деда.
– А если Дед умернет? – мгновенно спросила Мура.
Ведь вот как Мура хорошо ориентируется в жизни, какой жесткий задала вопрос: а если Дед умрет, то что будет с ними, с Дусей и Мурой, которые не могут жить друг без друга? Они станут друг другу чужими?
Взрослые обомлели. Они никогда еще не видели такую Муру. Вся красная, напряженная, сжимает кулаки, но не плачет. Дед посмотрел на Вторую как на лису, которую сам пригласил в курятник, а та начала там распоряжаться и передушила всех цыплят. Посмотрел на Дусю и отвел глаза: Дуся как будто сжалась и не разжалась.
Есть вещи, в которые трудно поверить: Мура не знала.
Как могло случиться, что Мура не знала?!
Но ведь никто не может быть уверен в том, как человек использует знания, уложенные в голове, как поймет нашу речь, как оденется, не натянет ли шапку на ногу? И разве «знает» всегда означает «понимает»? Дуся, к примеру, знала, что электроны бегут по проводам, но не понимала, как получается свет.
А Лиза знала, что Муру нужно отправить в английскую школу, но не понимала, что нельзя отправить в школу ребенка, который никогда не общался с детьми. Вторая знала, что говорить «еврейское воспитание» нельзя, но не понимала, что есть вероятность, что ей откажут от дома и тогда она сможет видеть Муру, только подкараулив на улице. Казалось бы, это очевидные вещи, но список вот такого «знает, но не понимает» можно продолжать бесконечно.